Романистика Мэри Элизабет Брэддон 1860-1865 годов в историко-культурном контексте

• Автор: Банк, Лия Рувимовна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Пермь
• Количество страниц: 181 с.

Глава I. ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНОВ М. БРЭДЦОН «СЕКРЕТ

ЛЕДИ ОДЛИ», «НАСЛЕДСТВО ДЖОНА МАРЧМОНТА», «ЖЕНА

ДОКТОРА»

1Л .Сенсационный роман

1.2. Мотив тайны

1.3 Трансформация готики

1.4 Популярный роман и произведения М. Брэддон

ГЛАВА II. ОСОБЕННОСТИ ХАРАКТЕРОЛОГИИ В РОМАНАХ М. БРЭДДОН «СЕКРЕТ ЛЕДИ ОДЛИ», «НАСЛЕДСТВО ДЖОНА МАРЧМОНТА», «ЖЕНА ДОКТОРА»
2.1 Эстетика сенсационного романа и принципы создания образа главной героини романа «Секрет леди Одли»

2.2 Традиции жанра сенсации и «новые» героини Брэддон

2.3. Принципы создания женских образов в

романах «Жена доктора» и «Наследство Джона Марчмонта»
Глава III. ОСОБЕННОСТИ СТРУКТУРЫ КОНФЛИКТА В РОМАНАХ М. БРЭДДОН «СЕКРЕТ ЛЕДИ ОДЛИ», «НАСЛЕДСТВО ДЖОНА МАРЧМОНТА», «ЖЕНА ДОКТОРА»
3.1 Традиции сенсационной школы и система конфликта в романе «Секрет леди Одли»
3.2. Природа конфликта романов «Жена доктора» и
«Наследство Джона Марчмонта»
3.3. Социальный конфликт в романной системе
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
«The Victorian age» — век королевы Виктории — так привыкли англичане обозначать эпоху, включающую как годы царствования королевы-буржуа (1837 - 1901), так и годы, им предшествовавшие. Практически «Victorian age» - это XIX век, а в разговоре о литературе -период, охватывающий годы, когда писали как Остен и Скотт (жившие до воцарения Виктории), так и Троллоп и Коллинз, по мнению В.В. Ивашевой, «последние викторианцы» (Ивашева 1974:5).
XIX век - это время технической, научной и моральной революции в Англии. Техническая революция привела к росту благосостояния нации: после «голодных 40-х», когда огромная часть населения нищенствовала, в 50-е годы Англия экономически резко пошла вверх, вперед, к цивилизованному рынку, росло количество богатых людей и людей с достатком, укреплялся в своих позициях и численно увеличивался средний класс - оплот цивилизованного государства. К 50-м годам завершается «моральная революция», которая изменила национальный английский характер. Англичане перестали быть одной из самых агрессивных, жестоких наций, став одной из самых сдержанных (Perkin 1976:10).
Индустриализация и урбанизация английского общества повлекла за собой серьезные изменения не только в производственной и экономической сферах, но и в сфере общественных отношений на всех без исключения уровнях: между мужчиной и женщиной, взрослыми и детьми,
священниками и прихожанами, работодателями и служащими.
С ростом благосостояния многие женщины среднего класса, чьи матери и бабушки, помогая своим мужьям, принимали активное участие в семейном бизнесе, были «удалены» в загородные дома. Здесь их жизнь была ограничена приватной сферой, а их деятельность была направлена на воспитание детей и ведение домашнего хозяйства.
Парламентская реформа 1832г. утвердила определенное социальное положение женщины. Впервые в английской истории в законодательном акте появился термин «male person», использование которого позволило парламентариям лишить женщину возможности участия в выборах, мотивируя это тем, что граждане, чьи интересы являются частью интересов других граждан (male persons), должны быть лишены политических прав. В категории таких граждан оказались дети, а также женщины, чьи убеждения всегда должны были соответствовать убеждениям их отцов или мужей (Sanders 2001:200).
Последнее означало абсолютную зависимость женщины не только юридически и экономически, но и политически. Женщина была во всех смыслах созданием зависимым, в особенности замужняя женщина, чье имущество, доходы, свобода и сознание едва ли не целиком принадлежали мужу.
Не менее значимым в формировании представления о социальном статусе женщины явилось широкое распространение евангелических идей. В 1790-е гг. возникло евангелическое движение за моральную реформу, пропагандирующее «Доктрину истинной женственности». Эта идея «приводила к сужению самого понятия «женская природа»: такие отличительные черты, как хрупкость, простота, чистота, нежность, доброта, терпение, привязанность и т. п. стали означать, что женщина принадлежит только дому и должна служить семье, что она выступает нравственно облагораживающей силой» (Blodgett 1989:102).
Роль матери, хранительницы домашнего очага и добропорядочной христианки не ограничивалась рамками семьи. На женщину возлагалась моральная ответственность не только за мужа и членов ее семьи, но и за людей, находящихся ниже по социальной лестнице: ее слуг и живущих по соседству бедных семей.

доверяющему тебе мужу плохая и в помыслах своих и в действиях; с тех пор, как ты заставила моего кузена вернуться в это поместье, где раньше он едва бывал; с тех пор, как вознамерилась оставить мужа по первому зову своего любовника. Вот что люди говорят о тебе и не без основания. Неужели ты думаешь, что сможешь что-либо утаить от дам Грейбриджа?» (Braddon 1998:260). Однако в силу своей наивности и душевной чистоты (не зря в романе очень часто встречаются применительно к Изабелле слова “child” (ребенок), “childish” (детский, наивный)), Изабелла не видит ничего плохого в своих встречах с Лансделлом и даже, более того, гордится своей любовью, «едва ли понятной обыкновенным людям» (Braddon 1998:261).
Щекотливость собственного положения открывается Изабелле лишь тогда, когда возлюбленный, который в ее иллюзорном мире был романтическим поэтом, рыцарем и полубогом, а в реальности - «светским человеком» (Braddon 1998:195), представителем того общества, сообразно нормам которого леди Гвендолайн и жители Грейбриджа осуждают Изабеллу, предлагает ей оставить мужа и бежать с ним. «Нечто, похожее на крик отчаяния, вырвалось из уст Изабеллы ... Роланд Лансделл молча наблюдал за нею, тщетно пытаясь понять душевные муки этой глупой девочки» (Braddon 1998:270-274). В этот момент все детские мечты героини исчезают, ее романтический иллюзорный мир, служивший защитой от окружающей ее серой, безрадостной, однообразной действительности, существующей по законам «мрачного ... здравого смысла» (Braddon 1998:277), рушится. «Она была такой наивной, такой искренне наивной .., кажется, ее доверчивость улетучилась вместе с ее наивными детскими мечтами; и тусклый, неприветливый рассвет ее женской зрелости забрезжил в тот миг, когда она медленно удалялась, оставив позади себя лежащего лицом вниз на траве, содрогающегося от рыданий Роланда Лансделла» (Braddon 1998:277).