Йейтс и Блейк : Мистический язык и миф

• Автор: Косачева, Елена Валерьевна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 245 с.

Глава 1. Язык и миф

Глава 2. Йейтс и Блейк: создание мифа

2.1. Создатели мифологической вселенной

2.2. Мистические источники мифотворчества Йейтса и Блейка

Глава 3. Йейтс и Блейк: язык мифа

3.1. Система

3.2. Структура

Заключение

Библиография

Приложение
Приложение

Миф подобен раковине на берегу времени, в которой слышен шум моря, и это море - человечество.
Анри де Ренье1
Прислушиваться к раковине мифа и извлекать из нее символы для поэзии было осознанной творческой задачей символистов конца XIX -начала XX веков. Ощущением многих людей эпохи fin de siècle было декадентское чувство хаотичности и нестабильности современного мира, упадка культуры и смерти богов. Декаданс требовал выхода, стремился прорваться к иной, лучшей реальности и порождал идеальную устремленность к Абсолюту, к бесконечности, к миру необычного и сверхъестественного. В поиске мечты поэты и художники перелома веков обращались к двум источникам. Они погружались в глубины себя, как Бодлер, который обнаружил «цветы зла», копаясь в собственной душе, или Рембо, который достигал состояния ясновидения «расстройством всех чувств». Или же они уходили в глубины времени, в архетипическое прошлое мифа, где индивидуальные символы вливались в море символов коллективных. Расшифровать шум «мифологической раковины» помогала гносеология подсознательного, разрабатывавшаяся философами-психоаналитиками Фрейдом, Юнгом, Кэмпбеллом, а так же разнообразные исследования в области мифа, к которым в этот период вспыхнул небывалый дотоле интерес.
Начиная с Бодлера, горечь и отрава городской жизни все глубже проникает в сознание человека; чистота и незамутненность сказки теряются в жестоком современном мире. Озлобленная отгороженность декадентства одновременно становится кульминацией романтического одиночества и эгоцентризма и концом романтического оптимизма. Мифом новой эпохи
1 Анри де Ренье «Современные поэты», [ПФС1993: 456]

становится Сверхчеловек Ницше - отречение от не оправдывающей себя и не утешающей более морали: «Сверхчеловек - смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли! Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, все равно, знают они это или нет»1. Символисты, отталкиваясь от Ницше, совершают поворот в сторону синтеза обыденного материального мира и мира Идеала, высокой духовности. Образцом такого гармонического единства становится миф. Если деятельность йенского и гейдельбергского кружков привлекла внимание к немецкому фольклору, то роль мага, воскрешающего древние германские мифы, сыграл Вагнер со своим «Кольцом нибелунгов».
В Англии новые мифы, опирающиеся на старые мотивы, творились неоромантиком Киплингом в его поздней поэзии и сборнике «Пак с холмов Пука». Немалое значение в англоязычном мире играли прерафаэлиты, которые обыгрывали в своем искусстве средневековые мотивы и краски и использовали их в качестве символов. Античное искусство также привлекало внимание; у романтиков древние мотивы и образы служили отправной точкой для лирических раздумий: У Китса, например, греческая урна служит поводом для размышлений о времени и красоте. Декаданс, а вслед за ним и символизм ищут в мифологии первозданности и дикости, и поэтому в основном обращаются к менее оформившимся мифологическим системам -преданиям варваров прошлого (кельтов, германцев) и современных примитивных народов. В античности символистов привлекала история Иродиады и Саломеи, дочери Ирода. Танец Саломеи, платой за который была принесена голова Иоанна Крестителя, привлекал авторов-декадентов варварской, хаотичной, жестокой красотой - красотой «цветов зла». К этой теме обращался Малларме («Иродиада»), Оскар Уайлд («Саломея»), Д’Аннунцио («Интермеццо рифм»), Г. Моро («Видение»). Светлую, «аполлоническую» античность сменило открытое Ницше дионисийство,
1 Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. - М.: Эксмо-пресс, 1998,

результатом процесса мифологизации. Внутренняя форма слова «мифологема» предполагает дешифровку понятия как «единицы словесного предания». Греческое “ргЗфос;” переводится как история, предание или сказание, “Xôyoç” - как слово, суффикс “-ет” имеет значение матрицы, системной единицы. Понимание ТОГО, что есть миф и логос, является одним из возможных путей объяснения понятия «мифологема». Мифологемой в современном творчестве могут стать самые разные явления, общекультурные и индивидуальные, такие как древний миф, символ, философские представления о мире, реальные исторические объекты и события, индивидуальные, личностные идеи и переживания, - если эти явления подвергаются процессу мифологизации.
Мифологема современности - двусторонняя единица. Это знак, одной своей стороной обращенный в прошлое, а другой - в современность, с позиций которой происходит воскрешение прошлого. По меткому выражению Веселовского, современное мифотворчество - это «зеленые побеги плюща, охватившие серые своды древнего сказания» [Веселовский1989: 40]. В процессе анализа мифологем в творчестве современных авторов следует помнить обе стороны: необходимо обращаться к воскрешаемому прошлому и к воскрешаемому настоящему.
Бинарный характер мифологемы обусловливает ее отличие от архетипа - образа, принадлежавшего исключительно сфере до-логического прошлого или бессознательного настоящего. По определению Карла Густава Юнга, архетипы - это «формы или образы коллективного характера, которые встречаются практически по всему миру как составные элементы мифов и в то же самое время как автохтонные индивидуальные проекты деятельности бессознательного»1. Архетип часто может лежать в содержательной основе мифологемы, особенно мифологемы древности, обладать семантическим родством с ней, но это не уравнивает два понятия. Если семантически
1 Jung C.G. Psychology and Religion, Collected Works, v. II. - NY & Lnd., 1958, par. 88 // cit. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой, op. cit., с