Художественно-философское осмысление человека и истории в адыгской поэзии : 1970-90 гг.

• Автор: Кажарова, Инна Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Нальчик
• Количество страниц: 146 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение

Глава 1. История как представление и литературный факт.

(К постановке вопроса)

Глава 2. Художественная историософия адыгской поэзии

2. 1. Метафорические смещения исторического мира

(Мухамед Нахушев)

2. 2. Образ звука и тишины как способ прочтения исторического

(Афлик Оразаев)

2. 3. Метафизика высоты и бездны в ценностном составе мотива

восхождения (Хабас Бештоков)
2. 4. Художественная динамика «внутреннего» и «внешнего» содержания исторического события (Мухаз Кештов)
2. 5. Модификация отношения «человек - история»
в поэзии Мухадина Бемурзова
Глава 3. Мифо-фольклорные традиции и художественная историософия
3. 1. Мифическая «логика» истории
(«Каменный век» Хабаса Бештокова)
3. 2. Принцип отраженного мира в историософии Нальби Куека
3.3. Грани вневременного в исторической реальности Мухаза Кештова
Заключение
Библиографический список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Историческое в литературе так или иначе привлекает внимание исследователей, однако, следует признать, что непосредственный интерес к этому явлению пробуждается лишь в отдельные временные периоды. Актуальность историзма по отношению к литературе XX века, столь насыщенного событиями, подвергать сомнению не приходится, как не приходится подвергать сомнению и то, что он по-особому выкристаллизовался в русской литературе советского периода, влиянием которой отмечен наиболее активный этап формирования северокавказских литератур. Применительно к этому времени в слове «историзм» невольно ощущается обязательное присутствие элемента, связывающего его с марксистско-ленинскими учениями. Активизация в ходе постижения предмета круга связанных с ним ассоциаций вполне естественна, хотя бы потому, что «между словом и предметом, словом и говорящей личностью залегает упругая, часто трудно проницаемая среда других, чужих слов о том же предмете, на ту же тему» [4: 89]. Потому исследователю не стоит открещиваться от того, что имело место, выискивая «правильный» историзм и историзм «неправильный». В данном случае всякую возможность историзма, получившую своё воплощение в художественном творчестве, мы воспринимаем как симптом времени.
Факт преломления истории в художественной литературе выходит за пределы темы, сюжета, образа. Самое популярное обозначение, которое он получил - «историзм» - достаточно подробно разработано как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении. Вместе с тем понятие «историзм» не принадлежит к узколитературоведческим терминам, не является обозначением одного из приёмов литературного ремесла. Чаще его характеризуют как принцип, однако, помещённый в ряд с другими

известными принципами, такими, например, как психологизм, лиризм, он не достигает ясности, достаточной для подобной характеристики.
АКТУАЛЬНОСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ. Несмотря на большой исследовательский интерес к формам проявления исторической реальности в художественной литературе, в области изучения этого явления в лирических жанрах достигнуто сравнительно мало. Так, осмысляя особенности отношения «человек и история» в лирике, А. И. Чагин заметил: «применительно к лирике понятие «историзм» до сей поры остаётся довольно-таки неясным, так как недостаточно ещё изучено своеобразие проявления этого важнейшего принципа художественного творчества в лирическом роде» [47: 116] — сказанное соотнесено с литературным
процессом 60-80-х гг., однако с тех пор ситуация существенно не I изменилась. Судя по тематике журнальных публикаций последнего десятилетия, фокус исследований переместился на проблемы концептуальной сферы искусства, более того, такие аспекты научного анализа, как историчность, историзм, стали менее популярными. Не стоит отрицать, что данное обстоятельство во многом явилось результатом негативной инерции той идеологии, которая постулировала фундаментальность этих понятий. Формы присутствия истории в искусстве теперь приобретают внутренне полемический характер сообразно разноплановой реальности, в которой наблюдает их художник. Даже сам период, на протяжении которого создавались произведения, послужившие материалом нашего исследования, внутренне неоднороден. Условно можно разделить его на подпериоды, так как в хронологическом плане часть вошедшей в него литературы получила название «советской». Согласно периодизации, предложенной X. И. Баковым, она соответствует четвёртому этапу развития адыгской литературы (60-80гг.), когда «заканчивается выравнивание жанров, в литературе доминирует исследовательское, аналитическое начало» [48: 383], остальная же часть, согласно той же

замечание Л. Гинзбург о том, что «лирическая индукция требует конкретности и индивидуализации, но не всякий индивидуализированный контекст индуктивен» (курсив наш — И. К.). Разумеется, нет смысла говорить о том, который из принципов претендует на более глубокое постижение исторического, но наиболее интересным, на наш взгляд, является тот, что меньше всего мотивирован авторским отношением, более неожидан. Мы предполагаем, что именно в этом случае получаем незамутнённые формы художественной историософии, в противоположность тем, которые в стремлении к отчётливости познающей мысли рискуют лишиться права на собственную незавершимость: «нельзя изменить фактическую, вещную сторону прошлого, но смысловая, выразительная, говорящая сторона может быть изменена, ибо она незавершима и не совпадает сама с собой (она свободна)» [5: 516]. Потому в анализе художественных текстов актуализируется в большей степени игра, сцепление образов, не всегда напрямую связанных с исторической тематикой, деталь, подтекст. Как пишет Е. Невзглядова об особенности лирического сюжета в поэзии XX века, «У вещей в лирических стихах нет иерархии. Нет среди них больших и малых, достойных и недостойных. И даже чем менее значителен привлечённый к созданию сюжета предмет, тем больше может быть у него выразительных возможностей» [91: 137].
Лирическое сознание выходит к историософскому смыслу через переживание, имманентно, либо прямо выдвигает своё отношение - в любом случае неизменно одно: ожидаемой целью соотношения
исторической реальности и литературного творчества остаётся духовное преображение субъекта.
Суммируя сказанное, мы приходим к следующим выводам:
неоднозначность понимания истории и невозможность выделения признаков её воплощения в художественном