Художественное воплощение образов женщин и их судеб в чувашской прозе XX века

• Автор: Уляндина, Августа Васильевна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Чебоксары
• Количество страниц: 181 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ:
ГЛАВА 1. СОЦИАЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ В ЧУВАШСКОЙ ПРОЗЕ 20-60-ЫХ ГОДОВ XX ВЕКА Раздел 1. Опыт воплощения образов женщин в художественнопублицистической прозе 20-40-х годов как процесс освоения эстетических
функций литературы
Раздел 2. Лирико-психологические образы идеализированных женщин и их контрастное бытие в чувашской прозе 50-60-х годов XX века.
Особенности движения прозы
ГЛАВА И. ОБРАЗЫ ПОЖИЛЫХ ЖЕНЩИН И СТАРУХ В ЧУВАШСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XX И НАЧАЛА XXI ВЕКОВ
Раздел 1. Художественные функции женщин с амбициозноавантюрным кодексом жизни в чувашской прозе рубежа XX и XXI веков...63 Раздел 2. Художественно-эстетическая роль образов старух и пожилых женщин в обновлении философских перспектив чувашской прозы рубежа XX
и XXI веков
ГЛАВА III. МЕСТО ОБРАЗОВ ЖЕНЩИН В СЮЖЕТНОКОМПОЗИЦИОННОЙ СТРУКТУРЕ ЧУВАШСКОЙ ПРОЗЫ XX ВЕКА
Раздел 1. Художественные функции образов женщин и женских судеб в чувашской прозе в процессе создания сюжетного
механизма
Раздел 2. Роль смыслопорождающих элементов художесвтенного текста и композиционной структуры литературного произведения в
воплощении женских образов и судеб
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования. Художественная литература -парадигма с переменной величиной, ибо преобразования в общественно-политической культурной жизни страны влекут за собой изменения и в духовной жизни людей, в художественном воплощении человека и действительности. XX столетие, как известно, отмечено крупными трагическими изломами в развитии общества и искусства. Особенно внятно это проявилось на практике отображения женских образов в литературе. Писателям в этот катаклический период истории важно было заниматься не только раскрытием внутреннего мира женщины, не только выявлением ее душевных исканий. В течение XX века настойчиво формировалась практика осознания роли женщины в мире, того, как она «смертными путями идет к бессмертию» [116; 6-7]. Все это происходило в условиях «омассовления истории» [116; 6-7], вживления литераторов в проблемы «пролетарского архетипа» [116; 6-7] человека и природы.
Пути создания образов женщин в чувашском литературоведении нашли отражение в трудах М.Я. Сироткина (1953, 1967), В.Я. Канюкова (1979), Г.Я. Хлебникова (2001), Ю.М. Артемьева (1999), В.Г. Родионова (1991), Г.И. Федорова (1996) и других. Однако утраченные альтернативы, становление художественно-философских путей отображения женских судеб все еще не стали фактом предметного обсуждения и анализа. Не дана оценка перекосам советского времени, пролетарским архетипам лепки характеров женщин, не изучена проблема того, как воплощение судеб женщин способствовало обретению подлинной художественности литературы, ее философско-онтологического индекса, не уяснена природа особого строя поэтики образного бытия женщин в сравнении с мужчинами. Не выявлена природа обретения женщинами свободы от общественно-исторического, семейного, социального гнета, не установлены корни выработки женщинами своей общественной активности в процессе преодоления определенного болевого порога семейной, религиозной, социальной забитости. Не изжито

мнение о том, что женщина является якобы форпостом, показателем-де революционно-социалистической переделки человека и жизни, литературоведение все еще не пришло к убеждению в том, что всего прежде надо видеть, как художники видят необходимость «возделывания» личности женщины в духе творческой свободы, а не «насильного ее переделывания» [116; 57].
Степень изученности практики воплощения женских судеб в художественной прозе все еще остается не осмысленной в системном аспекте вплоть до настоящего времени. Чувашские литературоведы, ученые народов Урала и Поволжья обращались к этому вопросу часто при решении смежных аспектов. В основе своей означенный вопрос поднимался в ходе изучения производственной прозы (произведения М.Данилова-Чалдуна, Д. Исаева-Авраля, И.Курака в рассмотрении М.Я. Сироткиным, Е.В. Владимировым); женщина в части трудов представала активной общественницей (проза М.Трубиной, изученная В.Я. Канюковым), свидетельством перемен в семейном, бытовом укладе (поиски М.Трубиной, И.Тхти, изученные Г.Я. Хлебниковым, В.Я. Канюковым, В.Г. Родионовым и другими), энергичного нравственного преображения или же оскудения [в полотнах В.Садая, В.Алендея (Ю.М. Артемьев, Г.Я. Хлебников)], показателем нравственно-эстетической идеализации человека в прозе А. Артемьева,
Д.Кибека и др. (Г.Я. Хлебников, Ю.М. Артемьев, Г.И. Федоров, Ип. Иванов)

и т.д. Но эти исследования не ставили цель уяснения подлинно функционального предназначения героев в воплощаемой реальности, не ставили задачу системного анализа проблемы. Но так или иначе проанализированные труды свидетельствуют о многообразии типов женщин в литературе, путей их художественного воплощения, осознания художественно-эстетического их бытия и т.д.
Предметом диссертационного исследования являются прозаические произведения чувашских писателей XX века, рассмотренные в контексте поисков литератур народов Урала и Поволжья. Пристальное внимание
коми литературы военной поры». С этим, пожалуй, трудно согласиться, ибо «важнейшие идейные устремления и жанровые особенности» [82; 319] литератур многих народов обратились в эту эпоху к мобильным жанрам очерка и рассказа. Секрет этого прост - малый жанр давал возможность оперативно ухватывать свидетельства очевидцев страшных событий, открыть дорогу их эмоциональным всплескам.
Весьма состоятельны находки в рассказе И.Изыорова «Мать» (1944). «Поседевшая молодая женщина» поведала бойцам «страшую историю издевательств» палачей над жителями деревни. «Фашистский изверг на глазах матери плачущего ребенка» ударил об угол печки [82; 320]. Это побудило женщину вступить в ряды защитников родины. Нетрудно заметить, что в центре повествования стоят конкретные герои, конкретные факты, уподобляющие рассказ очерку. Яркие эпизоды и повороты сюжета выводят на первый план эмоциональное напряжение героини-очевидицы, убитой огромным и безутешным горем. Рассказ женщины поэтому здесь является оправданным поэтическим приемом.
Факт перволичного повествования диктует необходимость психологического импульса. Доверительность интонации дает эффект большого внутреннего потрясения и персонажа и автора произведения. Несмотря на некоторую документальную как бы подоплеку, рассказ хорош настроением главного персонажа, а не поступком изверга, который, казалось, должен находиться в центре внимания автора.
Разобранные в этом разделе творческие поиски названных писателей и их произведения свидетельствуют о трудном становлении по-настоящему художественной поэтики. Нахождение адекватных эстетических новаций связано, как явствует из сказанного ранее, во многом с движением прозы к лирико-романтическому мироощущению. Анализ такого миростроительства, формирующего судьбы и женщин и мужчин станет предметом следующего раздела настоящей главы.