Фольклорно-эпические традиции в прозе малочисленных народов России (на материале мансийской, ненецкой, нивхской, хантыйской, чукотской и эвенкийской литератур)

• Автор: Хазанкович, Юлия Геннадьевна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 396 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. Культура, литература и мифология малочисленных народов
1.1. Культура народов циркумполярной зоны: особенности формирования «первичного» мышления
1.2. Фольклор и мифология: стадиальная и разноуровневая
специфика
1.3. Проблемы взаимодействия литературы и фольклора: теоретический
аспект
1.4. Динамика фольклорных модификаций в литературах: от мифологического 79 мышления к реализму
1.5. Двуязычие как стилистический феномен
ГЛАВА II. Проблема трансформации и адаптирования фольклора в прозе
2.1. Традиционный жанр и его трансформация в романе-сказании А. Коньковой и 132 Г. Сазонова «И лун медлительных поток»
2.2. Ю. Рытхэу «Когда киты уходят»: от мифа к сказке
2.3. Роман В. Санги «Женитьба Кевонгов»: фольклорно-этнографический аспект
содержания
ГЛАВА III. Фольклор и мифология в художественной прозе: проблема цитации.
3.1. Мифологические аллюзии в романе Е. Айпина «Ханты, или Звезда Утренней
Зари
3.2. Повесть Г. Кэптукэ «Имеющая свое имя, Джелтула-река»: к проблеме цитирования
3.3. Цитата-«знак» в повести А. Неркаги «Молчащий»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования и научная новизна.
На современном этапе, в связи с процессами глобализации и, прежде всего, культурной унификации, острота вопроса сохранения этнических корней, культуры и языка очевидна. Наиболее уязвимы в этом плане представители малочисленных этносов. Понимание этого впервые выразилось на международном уровне принятием в 1989 году «Конвенции №169 о коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни, в независимых странах». В рамках Международного десятилетия коренных народов Мира, провозглашенного Генеральной Ассамблеей ООН в 1994 году (резолюция от 21 декабря 1993 года №48/163) были проведены в 1998 году в Комитете Совета Федерации по делам народов Севера и малочисленных народов Российской Федерации парламентские слушания цель которых - укрепление международного сотрудничества в решении проблем, стоящих перед коренными народами, в том числе по сохранению родного языка, культуры. В! октябре 2008 года в Совете Федерации состоялись парламентские слушания на тему: «О мерах по реализации основных целей Второго десятилетия коренных народов Мира в сферах образования и сохранения родных языков в районах проживания коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации». В России, таким образом, имеет место осознание того, что традиционный фольклор, духовная культура в целом и литература в частности, играют роль этносохраняющего фактора[1].
В этой связи активизировалось исследовательское внимание к изучению духовной культуры, фольклора и литературы малочисленных народов как стержневой основы сохранения и развития культуры, а также к изучению национальных литератур в сравнительном аспекте[2]. Проводится большая работа по подготовке и изданию серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» (В. Гацак, А. Соктоев, Н. Алексеев и др.). Проблемы взаимодействия литературы с этническим фольклором на
сюжетном и жанровом уровнях были объектом изучения в работах Г. Ломидзе, Л. Якименко, Н. Воробьевой, С. Хитаровой, Р. Бикмухаметова, М. Пархоменко, А. Власенко, Б. Комановского [3].
Немало делается для исследования литератур малочисленных народов (работы А. Пошатаевой, А. Ващенко, Е. Роговера, В. Окороковой, В. Огрызко, Н. Цымбалистенко и др.) [4]. Так, Пошатаева А. в монографии «Литература народов Севера» (1988) [5], исследуя особенности литературы 1960-80-х годов в региональном единстве жанрово-стилевых поисков и своеобразия взаимодействия с фольклорной традицией и традициями русской и мировой литературы, касается проблемы стадиальноси духовного развития малочисленных народов Севера.
Значительно вырос интерес зарубежных исследователей к литературам народов обских угров - хантов и манси. Интенсивно ведется-переводческо-пропагандистская работа венгерскими (Анна Беде, Януш Гуйя, Петер Домокош) [6], французскими (Ева Тулуз, Анн-Виктуар Шаррен, Самсон) и немецкими (Бригиттэ Шульце) [7] литературоведами и переводчиками. Появились первые междисциплинарные работы (в частности, монография венгерского ученого Евы Шмидт «Соотношение музыки, стихосложения и стиля в народной поэзии северных хантов»)[8]. Исследователи подчеркивали, что мифология и фольклор в художественной прозе северян были тонким инструментом для раскрытия социально-исторических конфликтов, и обращение к фольклору позволило писателям-северянам запечатлеть законы природного мироустройства, этику и экологию отношений человека и Природы. Это положение не утратило актуальности и сегодня: обращение прозаиков-северян к устнопоэтическому наследию своих народов было обусловлено не только активизацией процесса возвращения в национальном обществе к своим историческим корням.
Фольклор и мифология для малочисленных народов Севера, являясь своего рода этническим культурным кодом, никогда не воспринимались как архаика, а сохраняют, видоизменившись, свою функциональность в
есть то, что нельзя делать. Представители первичных культур подчиняются этому как чему-то само собой понятному и убеждены, что нарушение само повлечет жесточайшее наказание. Не исключается решающая роль табу в процессе становления социальности как особой качественной определенности. В известном смысле первое табу предопределило первого человека. Возникновение табу нельзя рассматривать в отрыве от процесса становления так называемых положительных норм поведения. В этом случае оно выступает как отрицательная норма, иными словами, возникновение этих норм в то же время предполагало запрет на их нарушение.
Можно предположить, что запрет, который был отражением реально действующей нормы поведения, мог вызывать внушающий эффект у лиц, с тягой к его нарушению. Это явление в психологии определяется как внушение через запрет. «При внушении через запрет, - пишет В. Куликов, -формула объективно выглядит как запрещение совершать то или иное действие или поступок. Только запрет не имеет обоснования, совершенно не аргументирован (именно эта формула определяла запреты на ранних стадиях социогенеза). При таком условии запрет... может получить значение стимула к совершению действия» [20]. Магические запреты, охотничье табуирование — одни из наиболее известных форм запретов. Они есть яркое проявление промысловой магии. Охотничьи запреты возникли из целесообразных мер предосторожности на охоте - не спугнуть зверя. Отсюда появились представления, что зверь понимает речь и потому надо употреблять иносказательные выражения. На этой почве сложились запреты для женщин не касаться промыслового орудия, разного рода запреты и ограничения - нельзя добывать больше, чем необходимо, приносить животному страдания, оскорблять. Запреты, касающиеся охоты, исторически необычайно устойчивы [21]. Но у малочисленных народов арктической зоны не только охотничьи запреты устойчивы, но и бытовые[22], что обусловлено стадиальным уровнем мировосприятия
, запрет не только восходит к промысловому культу. Запрет, как норма