Принципы изображения человека в советской прозе второй половины 20-х годов (психологическая структура характера)

• Автор: Рацевичюте, Кристина-Нийоле Эдмундовна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1984
• Место защиты: Вильнюс
• Количество страниц: 196 c. : ил

Глава I. РАППОВСКАЯ ТЕОРИЯ »ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА» И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ХАРАКТЕРА В РОМАНЕ А. ФАДЕЕВА »РАЗГРОМ»
Глава II. БОРЬБА »ПЕРЕВАЛА» ЗА ПСИХОЛОГИЗМ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ХАРАКТЕРА В РОМАНЕ А. МАЛЫШКИНА »СЕВАСТОПОЛЬ»
Глава III. ДИСКУССИЯ 20-х ГОДОВ О ПСИХОЛОГИЗМЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ХАРАКТЕРА В РОМАНЕ Ю. ОЛЕШИ »ЗАВИСТЬ»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
Актуальность дамы. Напряженный диалог современного литературоведения с литературой 20-х годов длится уже третье десятилетие. Его плодотворность и целенаправленность определяются теми реальными задачами, которые должна решать литература сегодня. В процессе упорного постижения сложного и противоречивого мира современного человека обращение к опыту тех лет естественно и закономерно, ибо именно тогда сформировались новые принципы изображения характера. Литература данного периода привлекает современных литературоведов возможностью найти аналог многим насущным проблемам и, главное, на основе общих закономерностей, увиденных в процессе становления и развития, отчетливее определить перспективу их решения. С другой стороны, в современных условиях в новом свете предстают, казалось бы, уже исчерпанные литературные явления. В ходе диалога обогащаются обе стороны - литературоведение и литература.
Среди проблем, связанных с изображением человека, наиболее значительной является проблема художественного психологизма. Именно эти два периода (20-е годы и современность) из всей более чем полувековой истории советской литературы В высшей V степени отличаются "приливом психологизма" (А. Иезуитов).
Во второй половине 20-х годов художественный психологизм как сознательный эстетический принцип впервые предстал в творчестве подавляющего большинства советских писателей. Многих исследователей он привлекает оригинальностью решений, богатством форм, обилием примеров как положительного, так и отрицательного опыта, сложностью взаимосвязей теоретических постулатов и

литературной практики1. Однако многообразием всевозможных аспектов анализа определяется и тот факт, что, как правильно заметил В.В. Компанеец, "мы пока не располагаем сколько-нибудь развернутым представлением о художественном психологизме 20-х

годов, о формах и средствах психологического анализа"
Выбор темы - исследование принципов изображения человека на уровне психологической структуры характера в прозе второй половины 20-х годов - определяется ее актуальностью и первосте-пенностью для решения проблемы художественного психологизма в литературе указанного периода, а также ее неразработанностью в современном литературоведении.
Значительность темы исследования обусловлена целым рядом объективных и субъективных факторов, а также специфическими условиями литературного процесса 20-х годов. "Объективный источник внимания к психологизму, - пишет А. Иезуитов, - исторически обусловленное усложнение взаимоотношений личности с обществом, замена и усовершенствование прежних и возникновение новых; изменение представления о социально-эстетической ценности личности (особенно ее внутреннего мира) в жизни и в искусстве. Обще-ственно-истопическая практика показывает, что личность внутрен-

См.: Андреев Ю. Человек в мире (Поиски и утверждение принципов психологизма в советской литературе). - В кн.: В поисках закономерностей. Л.: Сов. писатель, 1978; Гришин В. Традиции и новаторство в решении проблемы психологизма советской прозой второй половины 20-х годов. Автореф. дисс. - М., 1977; Компанеец В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е годы). - Л.: Наука, 1980.
2 Компанеец В.В. Указ. соч., с. 4.

явлении своих чувств, но если осознание своего долга помогает Дубову обуздать свой темперамент, хотя вполне скрыть свои чувства ему не удается, то Морозна не знает никакой узды. Вспомним хотя бы "поминки", которые устроил Морозна, когда погиб его любимый конь Мишка. Это различие отчетливо выявляется Фадеевым в эпизоде, когда Левинсон приказывает голодным партизанам остановиться на ночлег. Дубов, осознавая необходимость поддержать авторитет командира, пытается скрыть свое раздражение: "Он вернулся раздраженный, стараясь однако на показывать этого. - В разведку Метелица едет, ночевать здесь будем, - сказал сдержанно, но в голосе его слышно для всех клокотнули злые голодные нотки" (72). Морозна же дает волю своему возмущению, так как подобные соображения ему чужды. "- Вот язви его в свет, в бога мать!" (72) -присоединяется он к возмущению партизан.
В "Разгроме" социальная детерминированность не завершает характер, на лишает его подвижности, ибо социально-классовые черты раскрываются в процессе формирования и развития. Становление нового человека раскрыто Фадеевым, в первую очередь, как процесс "всестороннего присвоения человеческим индивидом своей социально-классовой сущности"^. Наиболее последовательно и ярко это раскрыто в образа Морозки.,
В процессе становления классового самосознания меняется весь характер героя, весь строй его чувств. Изменение сознания героя, понимание им жизненных закономерностей и отношения к классовой борьбе прослежено Фадеевым наиболее детально. Чтобы отчетливо раскрыть этот процесс, Фадеев время от времени возвращает
1 Кряжев П.Е. Формирование личности как социальный процесс. - В кн.: Личность при социализме. М.: Наука, 1968, с. 44.