Жанровая рецепция стихотворных произведений Н. А. Некрасова ("Поэт и граждан", "Мороз, Красный нос")

• Автор: Ромащенко, Светлана Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Новосибирск
• Количество страниц: 232 с.

Оглавление
Введение

Примечания к «Введению»

Глава 1. Стихотворный текст Некрасова в аспекте жанровой рецепции (обоснование подхода и определения корпуса текстов для анализа)

Примечания к 1-й главе

Глава 2. Поэма «Мороз, Красный нос и декларативное стихотворение «Поэт и гражданин» в зеркале критической рецепции и эпистематического дискурса

Примечания к 2-й главе

Глава 3. Эстетическая форма рецепции художественного произведен™

Примечания к 3-й главе

Заключение

Библиография

Жиіь значит сделать художественное произведение из себя.
Ф.М.Досгоевский
ВВЕДЕНИЕ
Вопрос об онтологическом статусе божественного произведения “не может быть сведен к так или иначе понимаемому тексту" (1). Признавая самостоятельную значимость каждого из аспектов коммуникативного события, необходимо обосновать в качестве концептуальной основы работы обращение к новому этапу в понимании творчества 1 ЕАНекрасова — прагмашчесюму этапу “индексов, указателей на текст с одной стороны, и точку зрения его читателя - с другой’ ’ (2). Литература и философия 20 века выд винут и прагматический аспект в качестве основополагающего — не случайно идеи ЧЛирса, УДжеймса, ДДьюи, РРорш сложились в совершенно новый тип миропонимания. Как писал ВРуцнев, речь может идти о так называемой “пратматичесмэй максиме: наша идея какой-либо вещи есть идея ее чувственных последствий” (3). Актуализация прагматического аспекта творчества поэта, жившего в 19 веке, имеет непосредственное отношение к вышеупомянутым “последствиям” и несет в себе при этом определенную опасность, состоящую в искушении описать явление языком чуждой ему парадигмы. ИЛ-Смирнов, предвидя данную ситуацию, обосновывает правомерность сопряжения различных механизмов интерпретации тем неоспоримым фактом, что существуют возможности для реконструкции древних культур, имеются в наличии предпосылки для диахронного анализа а также не лишены внутренней логики попытки шгтергекстуального сопоставления текстов различных эпох и разных художественных парадигм. Показателен в этом отношении пример, который ВРуцнев приводит в “Словаре культуры 20 века” (4). Речь идет о трактовке ВАСапоговым “Железной дорога” Некрасова как обоснования “строительной жертвы”: “В соответствии с достаточно универсальным представлением постройка будет тем крепче, чем больше жертв будет принесено на

ее алтарь...”. Некрасов пришел бы в ужас от такай интерпретации, но он сам в стихотворении “Поэт и гражданин” пишет:
Иди и гибни безупречно,
Умрешь недаром — дело прочно,
Коща под ним струится кровь... (5)
Творчество НАНекрасова и, в первую очередь, его стихотворные произведения создают особый прецедент для концентрации на них внимания исследователя. Несмотря на то, что поэтика Некрасова и сейчас представляет интерес с различных позиций современно! о литературоведения, до сих пор остается почти совсем не изученным аспект взаимодействия некрасовского текста с читателем, которого он выбирает Именно в этой связи возникла проблематика работы, затрагивающая особую ршь читательской (рецептивной) функции в ее соотношении с авторской—креативной. Вслед за АЖолювским, мы признаем, что "в литературное произведение встроена техника, активизирующая психологичестуто работу ауцггго-рии и направляющая ее реакции по каналам, запрограммированным автором” (6). Именно НАНекрасов с постоянными спорами вокруг него по поводу адекватное™ созданного текста личности создателя, с его особым влиянием на читательскую :удиторию в самых разных направлениях и "романностыо” собственной судьбы может стать объектом изучения с позиций “рецеггпгеной эстетики” (7), которая дает язык для описания той самой ‘Техники” в неразрывной связи с неповторимой творческой индивидуальностью одного из самых интересных для читателя конца 20 века художников прошлого.
Некрасоведение само по себе является объектом для исследования с точки -зрения рецептивного подхода. Если датировал, начало литературоведческого (эпистемаптческого) этапа в реципиировании стихотворных текстов Некрасова 1917 годом, как предлагает ВМКулешов в статье “Некрасов в русской критической мысли”, отделяя “советское литературоведение” от критикивусловно выделенном периоде с 1840 по 1917 г. (8), то можно заметить, что в период до 1986 года последовательно появляются ряд библиографических сводов, фиксирующих некрасоведческие статьи, эссе, заметки, монографии и сборники в качестве значительных гто объему, тематически структурированных списков Например, в 1953 году
“Рассудочность”, днекурсивно переадресованная позиции Души, выявляется в синтагматической разорванности, узрате естественных языковых параметров развертывания фразы.
Прочь, искуситель! Не напрасно Бессмертьем я освящена Одной враждой, враждой ужасной Тебе до гроба я должна В последней фразе не просто отсутствует связь с живой речью и ее носителем: в ней ослаблен предикативный ценгр (я должна), из-за чего фактически, референтно подразумеваемое действие не конкретизируется при первом, актуальном чтении (что должна?). Грамматика требует инфинитива в д анной синтаксической конструкции, которая варьирует структуру предиката (слово со значением долженствования + инфинитив глагола, реализующий семантическое ядро). Сдвиг в сторону сочетания со словом “вражда”, которое выдвигается как функциональная доминанта, реализуется в своеобразном раздвоении: весь последний монолог Души контаминирует форму 1 липа с неожиданно возникшим “она”, которое используется как выражение. Логика восприятия требует обозначения слова-референта, поэтому “она не переможет “воспринимается читающим как “вражда”, а дальнейшие выпады “она во сне тебя встревожил”, “она на пир с тобой придет'’ также соотносятся с обозначившимся в ходе высказывания вариантом. “Вражда” как внутритекстовый двойник субъекта речи —Д уши— риторически задана на уровне построения и ее итерирование в пределах фразы достаточно трудно мотивировать художественной семантикой. Такие конструкции, как 'Трудь плющом горя обовьет”, “я ниже тела сочтена”, можно объяснить отсутствием масгерства у начинающего поэта, однако необходимо помнить, что в “Риторике” Аристотеля речь идет о возможности синтагматические “неточности” объяснить через парадигматику. Возникает вопрос: правомерно ли говорить о риторичности большинства текстов первого сборника Некрасова, когда сам автор, как было показано выше, выводя лирического субъекта и его реципиирующего адресага-слушагаи за пределы квазидиалога, исключал тем самым языковое воздействие на аудиторию в прямом, риторическом смысле?