Театрально-карнавальный компонент в прозе М. А. Булгакова 1920-х годов

• Автор: Серебрякова, Елена Геннадьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 192 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. СТАНОВЛЕНИЕ ТЕАТРАЛЬНО-КАРНАВАЛЬНОЙ ПОЭТИКИ М. А. БУЛГАКОВА § 1. Карнавал в культуре и литературе 1920-х годов
§ 2. Театрально-карнавальное начало в "Записках на манжетах",
рассказахи очерках Булгакова 1920-х годов
§ 3. Вертепный театр в романе "Белая гвардия"
ГЛАВА И. ТЕАТРАЛЬНО-КАРНАВАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ В ЦИКЛЕ "МОСКОВСКИЕ ПОВЕСТИ"
§ 1. Балаганно-цирковое представление в повести "Дьяволиада".
§ 2. Мистерия и раёк в повести "Роковые яйца"
§ 3. Мистерия и театр Петрушки в повести "Собачье сердце"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Актуализация той или иной проблемы литературоведения неизбежно связана с логикой развития литературы, с теми процессами, которые в определенный период воспринимаются научным сознанием как ведущие.
Литература минувшего столетия сохраняла повышенный интерес к различным элементам карнавальной культуры, обозначившийся в художественном сознании рубежа Х1Х-ХХ веков. В творчестве писателей и драматургов различных эстетических и социальных пристрастий обнаруживается ориентация на карнавальное мироощущение. А. Толстой, В. Маяковский, Ю. Оле-ша, В. Набоков, Т. Манн, Г. Гессе, Э. Хемингуэй, А. Жид, М. Булгаков создавали собственные художественные "вселенные" с привлечением карнавальных средств и образов. При этом, насыщая поэтику своих произведений однотипными образными средствами - карнавальными, писатели зачастую предлагали принципиально различную трактовку центральных эстетических проблем эпохи: совместимости индивидуальных форм мышления с целостным народным мировосприятием, возможности воскрешения в сознании современника гармонической картины мира, обретения человеком абсолютной свободы.
Не удивительно, что размышления над природой карнавала и карнава-лизации как одной из тенденций прозы XX века относятся к числу наиболее характерных для минувшего столетия направлений интеллектуального внимания.
Родоначальник концепции карнавала в философии и литературоведении М. М. Бахтин вскрыл генезис обрядово-зрелищной формы в культуре, разработал феноменологию духа народной праздничности, убедительно доказал жизнестойкость карнавальных форм в литературе нового времени. Работа М. М. Бахтина (21), посвященная анализу поэтики зрелищных форм, остается до сегодняшнего дня основополагающей для исследований в этой области.

Чрезвычайно важной для реализации целей предлагаемого исследования является книга О.М. Фрейденберг "Миф и театр" (209), в которой подробно описан процесс трансформации мифологических сюжетов в архаическое театрализованное действо, убедительно доказано возникновение театрального искусства из ритуала и древнейших культов.
Наблюдения М.М. Бахтина и О.М. Фрейденберг позволяют сделать вывод о традиционности использования в культуре карнавальных и театральных форм в качестве языка мифологических построений - как архаических, так и новообразованных.
Выводы М. Бахтина о мифологической основе карнавальных торжеств, их оппозиционности официальной культуре, способах травестии традиционной системы ценностей в процессе карнавального действа были продолжены Д. С. Лихачевым, изучившим специфику русской народно-смеховой культуры. Книга Д.С. Лихачева, А.М. Панченко. A.B. Понырко "Смех в Древней Руси" (123) позволяет осмыслить генезис национального типа карнавально-сти, культурно-исторический архетип, реализованный в русской литературе первой трети XX века и творчестве М.А. Булгакова. Принципиально значима идея Д. С. Лихачева о способности карнавала терять свою праздничную основу, превращаясь в орудие сатирического обличения неправедного мира. Именно с таким, обличительным карнавальным смехом встречаемся мы в прозе Булгакова.
Выбор эпохи - 20-е годы XX века - в качестве объекта данного исследования объясняется насыщенностью культуры той поры идеологическими, эстетическими "мифами", унаследованными у Серебряного века и новообразованными - большевистскими, сконструированными по модели традиционного архаического мифа. Взаимодействуя друг с другом, прежние и новые культурные "мифы" создали особую художественную атмосферу эпохи, в которой театру и карнавалу отводилась мифообразующая роль. Анализ процесса мифотворчества с привлечением театрально-карнавальных средств позво-

идет бой, сам герой помещен как бы на авансцену, река отмечает границу. В другом эпизоде читаем: "По кривым улочкам метет пламенная вьюга, отдельные дымки свиваются в одну тучу, и ее тихо относит на задний план к декорации оперы "Демон" (1, 437). Автор и сам дает "ключ" к адекватному восприятию своих пейзажных зарисовок. Использование театральной поэтики в изображении пейзажа является способом характеристики внутреннего состояния героя, с чьего голоса мы воспринимаем пейзажные зарисовки: он воспринимает происходящее как бы со стороны, отчужден от пространства, охваченного войной, и, одновременно, от ситуации, в которую погружен против своей воли.
Герой помещен автором в сценическое пространство, о чем свидетельствует пейзаж-декорация. Это позволяет ассоциировать его с действующим лицом пьесы, сюжет которой ему явно не по душе. Рассказчик обезличен: он лишен автором имени и фамилии, он всего лишь военный доктор. "Доктор"-это и профессия, и "маска" героя, тяготящая хозяина, но намертво приставшая к его лицу. Использование персонажа-маски становится в тексте приемом для характеристики психологического состояния центрального персонажа -дистанцированности от той социальной роли, которая ему навязана войной.
Булгаков использует в рассказе сюжетно-композиционный прием, многократно повторенный им впоследствии, в частности в "Московских повестях". На уровне сюжета эпизоды сменяют друг друга по принципу свободных сочетаний и не образуют непрерывной цепи. Их можно тасовать, как карты в колоде. Для сюжетно-фабульного развития совершенно неважно, что и в какой последовательности произошло: вначале герой потерял отряд, а затем едва не погиб во время крушения поезда, или события следовали в обратном порядке. Это позволяет автору передать идею общего алогизма происходящего, запечатлеть мир, лишенный рационального основания. Куда бы и когда бы ни попал герой, он оказывается во враждебной самой человече-