История и утопия в лирическом творчестве Сергея Есенина, 1913 - 1918 гг.

• Автор: Могилева, Ирина Ивановна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Великий Новгород
• Количество страниц: 159 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ Язык утопии

(к вопросу о художественно-философском своеобразии

лирики Есенина 1913-1916 годов)

ГЛАВА ВТОРАЯ «Инония - иная страна»

(утопическая концепция

«маленьких поэм» 1917-1918 годов)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЯ

> j-.fr ■
■ •; ч,* Т

ВВЕДЕНИЕ
Настоящая работа посвящена исследованию соотношения утопического и исторического начал в лирическом мышлении Сергея Есенина периода 1910-х годов, начиная с первой книги стихов «Радуница» (1916) и кончая поэмой «Инония» (1918). Как нам представляется, именно этот период, хронологически вмещающийся в границы 1913-1918 годов, был временем, когда начала формироваться и сложилась в общих чертах поэтическая утопия Есенина - своеобразный есенинский «ответ» на «вызов», сделанный войной 1914 и революцией 1917 годов. Выбранная проблема в рамках предложенной хронологии, с нашей точки зрения, позволяет увидеть в творчестве Есенина аспекты, которые до сих пор оставались в тени.
Творчество САЕсенина в настоящее время выглядит основательно изученным едва ли не во всех направлениях: проблемы поэтики2, истоки и традиции2, своеобразие лирического героя и жанра2, место в литературном процессе 10-20-х гг/ , творческая биография5. Тем не менее, несмотря на обилие и разнообразие работ о поэте, мы еще недостаточно хорошо представляем себе общую логику развития есенинской поэзии.
Есениноведение всякий раз натыкается на проблемы, по которым никак не удается выработать некую общепринятую точку зрения. Так, например, когда речь заходит о смерти Есенина, исследователи последнего времени чаще всего разбиваются на две группы. Одни считают, что его творчество не имело никаких перспектив в надвигающейся эпохе 30-х годов, другие полагают, что жизнь поэта была насильственно оборвана, а сам он находился едва ли не в преддверии нового творческого взлета.
Другой пример подобной нестыковки состоит в том, что есениноведы часто затрудняются, в каком историко-литературном контексте следует рассматривать есенинское творчество. Е1апример, А.И.Михайлов уверенно

зачисляет Есенина в ряды новокрестьянских поэтов. Но, таким образом, остается совершенно непонятным, почему в 1918 году Есенин порывает с их безусловным лидером и своим учителем Николаем Клюевым и становится «имажинистом». Еще больший разнобой начинается, когда речь заходит о степени влияния на Есенина символистской художественной философии. И это несмотря на то, что сегодня, кажется, все признали ту роль, которую сыграли в его творческом становлении Александр Блок и Андрей Белый.
Актуальность исследования заключается в том, что спокойному и трезвому изучению Есенина до сих пор мешают определенные внелитератур-ные факторы. В конце 20-х годов эти факторы определялись тем, что его творчество воспринималось как нечто не соответствующее эпохе построения социализма. Сразу после смерти Есенина Лев Троцкий, субъективно относившийся к поэту вполне сочувственно, писал о том, что Есенин «несроден» революции, поскольку он - «интимен, нежен, лиричен», «революция публична, - эпична, катастрофична»6. Эту «несродность» тогда же пытались аргументировать куда жестче и прямолинейнее. Поскольку «XX век - век победы и торжества человеческой мысли над своим извечным врагом - природой», Есенин «далеко стоит от нас, от нашего взгляда на науку и технику, как великих освободителей от стихийной власти природы»7. И, разумеется, немалый вклад в эти представления внесли «Злые заметки» Николая Бухарина, объявившего, что «идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и гак называемого «национального характера»*.
Однако, по мере преодоления этой зловещей «кривизны», во взгляде на Есенина стал формироваться прямо противоположный взгляд, превращающий автора «Радуницы» и «Москвы кабацкой» в культовую фигуру выразителя Православной Руси, несмотря на «временные помрачения»9. Тот факт, что великий русский поэт отчаянно воевал с «историческим христианством», или,

и причащается не из рук священника, а «у ручья». Таким образом, есенинский пейзаж обнаруживает скрытую «архитектуру». Еще раз подчеркнем, что эта архитектура в такой же мере «храмовая», в какой и «домовая».
Как мы уже сказали выше, Есенин, подобно иконописцу, «выворачивает» храмовое пространство, показывая его одновременно снаружи и изнутри. Интересен еще один пример подобного «выворачивания» - в стихотворении все того же 1914 года «Гой ты, Русь, моя родная...»:
Еой ты, Русь, моя родная,
Хаты - в ризах образа
Не видать конца и края -Только синь сосет глаза.
(«Гой ты, Русь, моя родная... »,1914)
Русь предстает здесь простором без «конца и края», то есть внешним пространством, «синью», которое «всасывает» в себя глаза. В это пространство устремлен лирический герой Есенина, который всегда дан в пути, всегда в дороге. Но это же пространство оказывается внутренним интерьером храма, поскольку хаты сравниваются с иконами в ризах.
В отличие от Клюева, у раннего Есенина нет противопоставления города и деревни как воплощений «ада» и «рая». Более того, для него в данном случае чрезвычайно характерно уподобление полей - «палатам», то есть каменным строениям (по-видимому, от итальянского «раїагуо» - дворец ), которое носит, тем не менее, отнюдь не случайный характер. Вот наглядный тому пример: Прошлогодний лист в овраге Средь кустов - как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге На осленке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.