Homo prostituens в русской литературе рубежа XIX - XX веков : Этико-экзистенциальный и художественный аспекты

• Автор: Бакалдин, Игорь Петрович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Пятигорск
• Количество страниц: 206 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. HOMO PROSTITUENS В ХУДОЖЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ ЭПОХИ.

КЛЮЧЕВЫЕ ЭТИКО-ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1Л. Этико-семантическое поле интегральной

художественной модели "человек проституирующий"

1.1.1. Проституция в языческой и христианской системах ценностей и эпохальный сюжет превращения Богоматери
в блудницу

1.1.2. Похоть и корысть (любовь и жертва)

как инвариантный центр концепции падшести

1.1.3. Расширительная интерпретация блудничества (психолого-биологический, социокультурный
и мистический уровни)
1.2. Архетип Бездны-праматери как художественная версия
генезиса и нейтрализации проституции
Выводы
ГЛАВА 2. ХУДОЖЕСТВЕННО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ КОНКРЕТИЗАЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ПАДШЕСТИ
2.1. Травестийно-театральная стилистика публичного дома.
2.2. Белое и красное: цветопись непорочности-падшести
2.3. Сквозные мотивы (еды-соития, хохота-похоти, твердой цены, падения)
2.4. Зоологическая символика в парадигме "Дьявол - Бог”.
2.5. Структура "глаза-губы": импрессионистское отражение духовно-плотского лица
2.6. Хронотоп полночно-полуденной бездны
2.7. Аскетический и сладострастный стили

изображения половой любви
Выводы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ
В русской литературе рубежа XIX - XX веков интенсивно воспроизводится универсальная художественная модель "человек проституирующий" (иначе - концепция падшести1, идея падения и т.п.)- Под универсальностью мы понимаем в данном случае как эпохально-хронологическую, так и сущностную всеохватность указанной идеи. Концепция грехопадения в той или иной степени дает о себе знать в творчестве самых разных представителей эпохи и при этом художественно-эстетически осмысляется во всевозможных измерениях - психолого-биологическом, социокультурном, метафизическом. Серебряный век, после известного аскетизма XIX века, единодушно принимается за всестороннюю разработку эротической проблематики; Бердяев по этому поводу отмечал: "Вопросу о поле и любви как-то особенно не повезло, он был загнан в подполье, и только художественная литература отражала то, что накоплялось в человеческой душе, обнаруживала интимный опыт. Видно, были глубокие причины, по которым вопрос этот не мог еще получить универсального (выделено нами. - И.Б.) решения" [149, с.233] 2. Наиболее существенным в вопросе о "поле и любви" эпоха полагает конфликт "любви восходящей", ренессансной, опирающейся на дух и христианство, и "любви нисходящей", декадансной3, ориентирующейся на телесно-языческое начало. Именно в этой синтетической противопоставленности Афродиты небесной и всенародной заключается суть универсалии "человек проституирующий". Бердяев, имея в виду двух Афродит, подчеркивал: "Отношение между любо-
1 Формула "человек проституирующий" является, по сути, модернизацией библейского понятия "падший человек". Слово "падшесть" образуется нами от прилагательного "падший" (в его библейском значении, отсылающем к идее первородного грехопадения) по аналогии с общеязыковым образованием "падкий" —* "падкость" (ср. также в словаре Даля: "падучий" —> "падучесть").
2 Ссылки приводятся непосредственно в тексте работы с указанием порядкового библиографического номера цитируемого источника, тома и страницы.
3 Слово "декадансный" мы образуем от "декаданс" по аналогии с имеющимся в словарях образованием "ренессанс" —*■ "ренессансный".

комбинации плотского и духовного, высота-низменность, на которой несущиеся навстречу друг другу звезды должны встретиться, синтезироваться: Толстой в "Крейцеровой сонате" требует полного уничтожения плоти (но и в этом случае плоть сохраняет за собой хотя бы нулевую позицию, сохраняется потенциальное допущение святости внеплотской плоти, "перегонной чувственности" - на одну минуту, как на это Толстой указывает в "Воскресении"), а радикальные футуристы требуют заполнения плотью всего бытия, Маяковский-язычник утверждает: ". ..клянусь моей языческой силою! - / дайте/ любую/ красивую,/ юную, - / души не растрачу,/ изнасилую/ и в сердце насмешку плюну ей!" [104, т.1, с.104-105], однако и в этой агрессии плоти есть трагедийность духа. Даже если допустить, что крайние представители духа и плоти полностью изгоняют из своей системы ценностей враждебный элемент, то все же в эпохальном контексте эти взаимоисключающие радикалисты выглядят органичным дополнением друг друга. Между "христианами" и "язычниками" в декадансно-ренессансную эпоху существует не качественная, а лишь количественная разница, что и позволяет говорить о магистральной идее нового крещения Руси (человека и мира), о синтезирующей переоценке плотского и духовного начал.
Эпоха эклектико-мистически отыскивает равновесие плоти и духа, языческая и христианская системы ценностей синтезирующе переоцениваются, поэтому и проституция на рубеже веков предстает и злом и добром, и пагубой и спасением. Сакральное и греховное, духовно-христианское и телесно-языческое начала неразделимо концентрируются в амбивалентной Музе серебряного века - Богоматери-блуднице.
1.1.2. Похоть и корысть (любовь и жертва)
как инвариантный центр концепции падшести
Установив эмоционально-нравственное (амбивалентное) отношение серебряного века к проблеме проституции, необходимо уточнить критерии,