Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина : Мотивный аспект

• Автор: Шевцова, Галина Ивановна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Елец
• Количество страниц: 165 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение

Глава 1. Архетипические мотивы пути и дома в творчестве А. С. Грина

§ 1. Культурологические истоки идеи движения в творчестве А. Грина

§ 2. Особенности функционирования мотивов пути и дома в творчестве А. Грина

§ 3. Основные типы взаимодействия мотивов пути и дома в художественных произведениях писателя

3.1. Противостояние пути и дома

3.2. Путь к дому

3.3. Путь, лишенный дома

Глава 2. Индивидуально-авторские мотивы, связанные с идеей движения, в произведениях А. Грина § 1. Мотив алых парусов § 2. Мотив Бегущей по волнам § 3. Мотив серого автомобиля § 4. Мотив золотой цепи Заключение
Список используемой литературы

Введение
Картина художественного процесса XX века будет неполной без имени Александра Степановича Грина (Гриневского), чье творчество является одной из весьма интересных и оригинальных страниц в истории русской литературы. Грин - фигура в культуре первой трети XX века нёобычная во многих отношениях. Необычны его псевдоним, послуживший еще одним поводом к созданию легенд о писателе, его биография, настолько насыщенная событиями, что ее вполне хватило бы на нескольких человек, сама личность художника, смотревшего на мир через призму своего удивительного воображения.
«Странность» Грина сказывалась во всем: в его непростых
взаимоотношениях с собратьями по перу, в его положении «одинокого» путника, далекого от каких бы то ни было эстетических объединений, в его творчестве, всегда вызывавшем разноречивую реакцию, от восторженного одобрения до непонимания и категорического неприятия. Этим, очевидно, и обусловлена драматичность литературной судьбы писателя, судьбы его наследия, долгое время искусственно отчуждаемого советской критикой от художественных процессов начала века, до сих пор не исследованного в полном объеме.
История гриноведения развивалась неравномерно. Периодически возникавший в науке о литературе интерес к писателю сменялся годами отрицания его творчества. Это было обусловлено тем, что в советскую эпоху общегуманистические идеи Грина оставались невостребованными.
Непросто складывались отношения А. Грина с современниками. В дореволюционной критике его произведения гораздо чаще получали пренебрежительный отклик, чем доброжелательный. В 1914 году в послании к редактору В. С. Миролюбову Грин с горечью писал: «Мне трудно.. Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критики; чужд я им, странен и непривычен...» [«Воспоминания об
Александре Грине» 1972, с. 485]. Авторы рецензий упрекали писателя в неправдоподобии, подражательстве представителям западноевропейской приключенческой литературы.
Одним из немногих, внимательно отнесшихся к художнику критиков, был А. Г. Горнфельд, который писал: «Грин все-таки не подражатель Эдгара По, не усвоитель трафарета, даже не стилизатор, он самостоятелен более, чем многие, пишущие заурядные реалистические рассказы...» [Горнфельд 1917, с. 280].
После революции на писателя посыпались обвинения в оторванности от жизни, идеализме. Ситуация несколько изменилась в 30-е годы: появились более объективные статьи, посвященные гриновскому творчеству, К. Зелинского, Ц. Вольпе, М. Шагинян, К. Паустовского, А.Роскина1 и других. Однако и в их оценках зачастую просматривалась некоторая поверхностность взгляда. Так, Ц. Вольпе писал, что «...вся манера Грина выпадает из любых традиций русской литературы» [Вольпе 1991, с. 22], повторяя прежнюю мысль о следовании художника образцам англо-американской авантюрной прозы.
В 1950 году автор «Алых парусов» вновь оказался в числе неугодных: критика обвинила его в космополитизме. Поворотным в истории гриноведения стал 1956 год, когда в журнале «Новый мир» появилась статья М. Щеглова «Корабли А. Грина», сыгравшая значительную роль в популяризации творчества писателя.
В конце 50-х возникает интерес к оригинальному русскому художнику за рубежом: публикуются его произведения, выходят критические статьи и
научные работы (С. Поллака, К. Фриу, позже Ф. Минквица, А. Цоневой, И.

Л. Гюрксика) . В отечественном литературоведении серьезное изучение гриновского наследия начинается лишь с конца 60-х годов. Появляются первые диссертации, выходит ряд монографий3. На этом этапе исследователей в первую очередь интересуют своеобразие
пространстве. «Путь» есть реализация (полная или неполная) или не-реализация «дороги» [Лотман 1988, с. 290].
В древнейших представлениях людей мотив пути оказывается неразрывно связанным с мотивом дома. Это объясняется тем, что мифологическая модель мира обладает особой пространственной организацией. В ее основе лежит оппозиция космоса - пространства, относительно безопасного для человека, и хаоса - не-пространства, враждебного людям.
Структурообразующая роль в создании архаичной картины мира принадлежит дому. Ибо с возникновением жилища «появилась универсальная точка отсчета в пространстве, причем важно подчеркнуть, что пространство вне дома стало оцениваться как упорядоченное (по другим правилам) именно благодаря существованию дома. Иными словами, дом придал миру пространственный смысл, укрепив тем самым свой статус наиболее организованной его части» [Байбурин 1983, с. 11].
В мифопоэтике жилище обладает следующими качествами: ограниченность, замкнутость, подконтрольность, защищенность, отделенность от внешнего мира. Однако мир является необходимым условием существования человека, который «не столько проводит жизнь в доме, сколько возвращается домой извне» [Цивьян 1978, с. 75-76]. Именно путь реализует связь с внешним пространством. В фольклоре и литературе мотив ухода из дома в «белый свет» нередко осмысляется как выход в сферу новых ценностей (что находит выражение в устойчивой словесной формуле русских сказок «людей посмотреть, себя показать»).
В мировоззрении древних славян дом выступает как средоточие основных жизненных благ человека, духовных и материальных. Эта, чрезвычайно емкая по своему содержанию, мифологема обладает большой устойчивостью в культуре. Дом — вневременная универсалия, связанная с представлениями о семье, родстве, близких людях, предшествующих