Фольклорные мотивы с семантикой смерти/возрождения в произведении Вен. Ерофеева "Москва - Петушки"

• Автор: Конрад, Инна Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 160 с.

Глава I. Карнавал в истории культуры: от праздника к

мировоззренческой категории
1.1. Специфика мироощущения и форм карнавального действа
1.2. Проблемы карнавализации литературы в концепции М.М. Бахтина
1.3 Семантика карнавала в русских обрядово-зрелищных формах
1.3.1. Специфика антропоморфных образов русской масленицы
1.3.2. Семантика масленичной трапезы и ее связь с представлениями о загробном мире
1.4. Вербальные и невербальные формы масленичных действ
1.4.1. Театрализация масленичных обрядов и семантика брани
1.4.2. Функции брачных мотивов
1.4.3. Особое качество масленичного смеха
1.5. Праздник Ивана Купалы: эротические мотивы в русской аграрной

обрядности
1.6. Русские традиции карнавализованной литературы
ГЛАВА II. Поэма Вен. Ерофеева «Москва - Петушки» в контексте народно-смеховой культуры»
2.1 Трансформация карнавальных образов «телесного низа»
2.2 Переосмысление карнавальной традиции социальной критики
2.3. Стилистические традиции карнавализованной литературы и их изменение в поэме «Москва - Петушки»
2.4. Новое качество смеха и его карнавальные истоки
Глава III. Мифологема «город-женщина» в мотивной структуре

произведения «Москва-Петушки»
3.1 Бинарная оппозиция мужское/женское как принцип мифологического мышления и ее функции в «Москве - Петушках»
3.2 Семантика имени/безымянности
3.3 «Белобрысая дьяволица» в системе женских образов произведения
3.4 Функции мифологемы «город-женщина» в «Москве - Петушках»
Заключение
Библиография

Близость поэмы Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки» к карнавальной традиции была отмечена почти каждым исследователем, обращавшимся к этому тексту. Парадоксальное единство профанного и сакрального в сюжете произведения, травестия как основной художественный прием, определившая жанровую специфику («память жанра» архаического комплекса «серьезно - смехового») настолько очевидны, что стали общим местом в работах, исследующих одно из самых популярных произведений современной русской прозы.
«Однако показательно, что все критики, писавшие о ерофеевской карнавализации, вынуждены были оговариваться насчет специфической, нетрадиционной семантики этих традиционных форм в «Москве - Петушках»1. То обстоятельство, что текст Вен. Ерофеева не укладывается в рамки бахтинской теории, первым засвидетельствовал сам М.М. Бахтин, чье восхищение поэмой было неполным: ее трагический финал ученый расценил как «энтропию», разрушение карнавального мироощущения. Наблюдения критиков, справедливо отметивших воздействие «высоких жанров» житийной литературы и духовных исканий на поэтику «Москвы - Петушков», развили и аргументировали краткое высказывание М.М. Бахтина. Стремясь найти объяснение феномену Ерофеева, исследователи его творчества создали несколько интересных концепций о «послебытии» карнавала в ерофеевском тексте, который растворяет его в каком-то новом мироощущении. Так, М.Н.Липовецкий отмечает: «Приведенные суждения позволяют высказать гипотезу о парадоксальной серьезности и даже трагедийной карнавальности поэмы (и, по-видимому, всей жизненной философии) Ерофеева, осуществленной в рамках диалогической поэтики в целом. Можно также предположить, что такая трансформация связана с общей логикой
1 Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм .- Екатеринбург, 1997, с

постмодернистского диалога с хаосом, заставляющей художника отождествлять сам процесс творчества с созданием фиктивных симулякров и даже со смертью»2.
Различие методологических подходов и разница окончательных выводов существующих концепций позволяет считать, что проблема еще не разрешена. Многообразие интерпретаций свидетельствует о том, что произведение Венедикта Ерофеева отмечено особой чертой - множественностью истин, которые ни в коем случае не отменяют одна другую, но сливаются в характерный для карнавализованной литературы полшог. Разнообразие
литературоведческих подходов, обнаруживших в тексте черты асоциальной поэтики постмодернизма и социальной критики, продолжение темы «маленького человека», современное переосмысление библейских текстов, карнавальных традиций - и разрыв с ними в контексте постмодернистского «кризиса авторитетов», позволяют говорить о том, что для современного прочтения «Москвы - Петушков» и того «сложного чувства», которое непременно останется у нас после прочтения поэмы»3 необходим новый подход. Поэтому мы считаем возможным предложить свою гипотезу, объясняющую специфическую художественную природу произведения и причину неоднозначного прочтения «Москвы -Петушков».
Этическим стимулом к созданию нашей работы стало убеждение, что надтекстовый смысл поэмы, связанной одновременно с карнавальным мироощущением, феноменом юродства, альтернативной литературой и русской классической традицией, содержит некое знание о мире и человеке, новую философию существования.
Задаваясь вопросом о характере текста: в большей степени трагедия ли «Москва - Петушки» или все-таки поэма близка к смеховым жанрам, постигла ли героя реальная смерть или это символический уход в немоту, - в своих
2 Там же с.156-157.
3Муравьев B.C. Предисловие. В кн.: Ерофеев В.В. Москва - Пету шки. - М.: «Интербук», 1990, с.7.

Полностью на «том свете» сохраняются и родственные отношения... Именно соединение со своими предками является основной целью путешествия в загробный мир:
Умирал-то я со радостью,
Снаряжался я к отцу да к матери,
Повстречал меня да родный папенька,
Родный папенька да родна маменька,
Повстречал меня да с добрым конем,
С добрым конем, да с вороным конем Это отрывок из причитания о сироте, который вернулся в свою семью на «том свете»126.
«С представлениями о дороге прямо соотносятся представления о возможности общения живых с мертвыми: умерший может вернуться к родственникам, преодолев огромное расстояние. Подобные верования связаны с тем, что загробный мир понимался как продолжение земного, с привычными живым условиями жизни, с привычным кругом деятельности. Таким образом, между членами одного родового коллектива (живыми и умершими) сохраняется тесная связь, умершие выступают как покровители живых. Потребность в покровительстве со стороны предков породила веру в возможность их возвращения. Вера отразилась во многих элементах поминального обрядового комплекса: за едой для покойника ставили отдельный прибор и подавали ему все смены кушанья, топили для него баню и

Т.Д.» .
Образ Масленицы уходит корнями в миф и связан с богиней смерти -Марой. Можно установить единство восприятия зимы и смерти как наиболее древних мифологем, трансформировавшихся в масленицу - календарно126 Там же с. 123.
127 там же с. 123.