Традиция "Арзамаса" в творческом наследии А.С. Пушкина : От лицейской лирики к роману "Евгений Онегин"

• Автор: Лукьянович, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 222 с.

1. Конструктивные принципы и специфика универсального

комически- игрового литературного общества «Арзамас»

1.1.Предпосылки формирования и особенности мировоззренческого комплекса арзамасских идей и представлений
1.2.Универсальный характер арзамасской смеховой культуры как ведущий принцип и определяющий фактор перехода к новым формам художественного сознания

2. Преломление арзамасской традиции в лирике A.C. Пушкина (1814

- 1820)

2.1. Арзамасская традиция в лицейской лирике

2.2.Проблема преемственности арзамасской традиции в петербургский период (1817- 1820)

2.3.«Арзамасская» поэма «Руслан и Людмила» в творческой эволюции A.C. Пушкина

3. Арзамасская традиция в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»

3.1.Арзамасские мотивы и реминисценции в романе

3.2.Арзамасская традиция в организации повествования «романа в стихах» A.C. Пушкина
Заключение
Список источников и литературы
Феномен A.C. Пушкина, уникальность и значимость его творческого наследия как центра многообразных исканий и достижений русской культуры обусловливает непреходящий интерес отечественных и зарубежных исследователей. Изучение историко-литературных, межличностных связей, проблема генетического «воздействия и восприятия» - одна из актуальных составляющих современной пушкинистики.
Выявление закономерностей историко-литературного развития, в котором творчество А.С. Пушкина получает значение своеобразного итога, определяет характер связей и соотношений, под знаком которых совершалась эстетико-литературная эволюция. В этом отношении безусловную значимость обнаруживает рассмотрение литературно-полемической деятельности «Арзамасского общества безвестных людей» как уникальной целостной структуры особого типа, активизирующей восприятие культурного контекста первой трети XIX века: «Для Пушкина «Арзамас» был школой поэтического мастерства — и без изучения этой школы нельзя представить себе формирование Пушкина-поэта»1.
Причем, решение вопроса о длительности и глубине арзамасского воздействия в значительной мере корректируется существенным расширением временных границ (от начала 1810 - до середины 1820-х гг.) и содержательностью концентрированного взаимодействия писательских индивидуальностей в круге «арзамасского братства»2.
Другое предварительное замечание о признании арзамасского влияния на творческое развитие поэта органически связано с неоднородностью и противоречивостью оценок и спецификой интерпретационных характеристик общества, определяющих исследовательскую «модель».
Противоречивая двуплановость оценок «Арзамаса» обнаруживается уже в свидетельствах современников, живых «очевидцев» и членов общества
1 Вацуро В.Э. Утраченные стихи Пушкина// Русская речь. 1999. № 3. С. 10.
2 Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 221.
строгом смысле слова это даже не оценки, а «выбор» идейного (точнее, идеологического) «образа» «Арзамаса»: либерального, «законносвободного»1 (Н.И. Тургенев, Ф.В. Булгарин) — аполитического (Ф.Ф. Вигель,
B.А. Жуковский), имеющего «исключительно литературное направление», служившего «оболочкой нравственного братства» (П.А. Вяземский,
C.С. Уваров); «легкомысленного», «не имеющего настоящей цели» (Ф.В. Булгарин, Н.И. Греч, А.С. Стурдза, В.А. Жуковский) - «ощутимо влиятельного» (С.С. Уваров), «плодотворного» (П.А. Вяземский). Причем существенно подчеркнуть, что достоверность и характер этих оценок определялись политизированной заданностью, «отношением к ним революционного подполья и николаевской жандармерии»2: после арестов и обысков периода следствия и суда над декабристами, быть уверенным в неприкосновенности личных бумаг и возможных последствиях не приходилось. «И если бы с таким предубеждением прочтены были протоколы и все бумаги арзамасского общества, то они только бы подтвердили сие мнение. Никто бы не поверил, что можно собираться раз в неделю для того только, чтобы читать галиматью. Фразы, не имеющие для посторонних никакого смысла, показались бы тайными, имеющими свой ключ, известный только членам. Имя Новый Арзамас, кое давало себе общество, получило бы смысл республики. А в Беседе русского слова и Академии, над коими забавлялись члены, увидели бы Россию и правительство», — писал в «Записке о Н.И. Тургеневе» В.А. Жуковский, характеризуя «Арзамас» как подчеркнуто «литературную шутку»: «не иное что»3.
Очевидно, что в этих специфических условиях восприятие пародийноигровой сущности арзамасского универсума предопределяло отрицание ценностного значения арзамасского смехотворчества, признание «шутливости» «Арзамаса» основным недостатком и, в свою очередь,
1 Цит. по: «Арзамас»: Сборник. В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 31-138.
2 Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб., 2000. С. 24-31.
3Цит. по: «Арзамас»: Сборник. В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 132-133.
взаимодействующие сущности - проявляется как в плане литературнобытового выражения во всякого рода арзамасской «дурашливости», что было отчасти рассмотрено нами выше, так и в плане эстетико-теоретических наблюдений и выводов арзамасцев, литературно-жанровых предпочтениях их.
В статье «О сатире и сатирах Кантемира», ставшей теоретическим обоснованием арзамасской концепции смеха, В.А. Жуковский подчеркивал, что «насмешка сильнее всех философических убеждений отвергает упорный предрассудок и действует на порок: осмеянное становится в наших глазах низким; а вместе с уважением к вещи теряется и наша к ней привязанность»1. Причем, согласно его размышлениям, «не должно думать, однако, чтобы насмешка могла исправить порочного: она только открывает ему дурные стороны его»... Жуковский предупреждает против излишней «угрюмости и пристрастия мизантропов» в сочинениях комических и сатирических, ибо «тогда они поселяют в сердцах своих читателей одно только мрачное чувство ненависти..., ненависть стесняет душу...» Таково действие сатиры, в которой «замечаем одно желание и искусство порицать и не находим ничего питательного для сердца». Напротив, подчеркивая ценностно-образующую, живительную природу смеха добродушного, шутливого, он здесь же указывал: «Смех производит веселость, а веселость почитается одним из счастливейших состояний человеческого духа... Смех оживляет душу, или рассеивает мрачность ее, когда она обременена печалию, или возбуждая в ней деятельность и силу, когда она утомлена умственною, трудною работою»2. Наблюдения В.А. Жуковского об особенностях смеха и личности сатирического стихотворца подкрепляются анализом горациевых и Ювеналовых сатир, причем очевидно, что предпочтение отдается более универсальному и богатому оттенками смеховому мироотношению, свойственному Горацию: «веселость, чувствительность, приятная и
1 Жуковский В.А. О сатире и сатирах Кантемира// Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. С. 198.