"Стихия вопрошания" в романе Л.Н. Толстого "Война и мир"

• Автор: Бужинская, Дарья Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Магнитогорск
• Количество страниц: 203 с.

Глава 1. Вопрошающее общение
1.1.Вопрошающая стихия диалога
1.2,Отвечающая природа образа: Наташа Ростова
Глава 2. Вопрошающее мировоззрение героя
2.1. Вопрошающая стихия жизненных истин: Пьер Безухов
2.2. Герои и автор в кругу вопросов и ответов
Заключение
Список литературы

Роман Л. II. Толстого "Война и мир", явившийся узловой точкой в развитии не только русской, но и мировой литературы, вызвал к жизни огромное количество литературоведческих работ и рассматривался, кажется, со всех сторон. Но исследования романа не теряют научной актуальности. Особенно продуктивным сегодня оказывается взгляд на эпопею как на "энциклопедию коммуникабельности", например, в работах О. В. Сливицкой [149: 3]. (В литературоведении при указании жанра "Войны и мира" встречаются два определения: роман и эпопея. В специальных исследованиях доказывается обоснованность использования каждого из них. Не делая вопрос о жанре произведения предметом нашего интереса, мы позволим себе пользоваться обоими терминами). О разнообразии показанных в романе форм общения В. В. Ермиловым сказано: "Изображение общения людей - самое главное для Толстого. Эта особенность его художественного метода и дала ему возможность создать в своем романе целый, необъятный, как океан, волнующийся, живой, необычайно сложный, разветвленный мир человеческих отношений, колоссальный образ человечества и - вместе с тем - образ именно русского народа" [69: 56]. Это океанически необъятное многообразие видов и типов представленных в эпопее вербальных и, отчасти, невербальных коммуникаций, их движущих механизмов рассматривалось в литературоведении. Однако перспективы для таких исследований еще открыты, так как, по выражению О. В. Сливицкой [149: 4], "... идея общения доминирует и в этике Толстого, и в его эстетике. Ведущей функцией искусства для него является функция коммуникативная".
Отраженный свет на проблемы человековедения вообще и проблемы общения в частности может бросать опыт других больших художников, что хорошо показано в книгах В. Д. Днепрова "Идеи. Страсти. Поступки: Из художественного опыта Достоевского" и "Искусство человековедения: из ху-

дожественного опыта Льва Толстого", в которых очерчиваются контуры понятий "человек Толстого" и "человек Достоевского" [см. 64].
Творчество Достоевского позволяет исследователям сегодня обратить внимание на явления, безусловно, выходящие за пределы художественного мира этого писателя. Таковой нам представляется в первую очередь "стихия вопрошания" (терминологическое понятие Л. П. Власкина).
Работа А. П. Власкина "Судьбы героев - под вопросом" [44] открывает новое направление в "человековедении". Ученый убедительно доказывает и ярко раскрывает существование "стихии вопрошания" в художественном наследии Ф. М. Достоевского: "... воирошание - это не просто интонация или форма мысли; это некая принципиальная стихия. И как таковая, она, скорее всего, не подлежит завершающему учету. Сколько бы градаций вопрошания у Достоевского мы ни выделяли, - в его текстах найдутся новые примеры, размывающие рамки классификации. В этом воирошание подобно диалогизму, широкие видоизменения которого убедительно показаны М. М. Бахтиным. Наряду с диалогизмом, стихия вопрошания может считаться универсальной для художественного мира Достоевского. Дело в том, что она различима и важна как в содержании, так и в форме, - по-своему объединяет эти измерения и в каждом имеет богатые нюансы выражения
Объективности ради следует учитывать, что функциональный статус вопрошания в художественном мире имеет значение не только применительно к Достоевскому. "Художник, - писал Чехов, - должен быть не судьею своих персонажей и того, о чем говорят они, а только беспристрастным свидетелем. Художник наблюдает, выбирает, догадывается, компонует - уже одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать" [44].
Представляется, что в эпопее, созданной, безусловно, великим художником, «стихия вопрошания» нашла свои воплощения и может быть про-
"Л сколько раз я гордился сю, ее красотой, светским тактом,... неприступностью... Так вот чем я гордился?" [т. 5, 32-33].
На нескольких страницах не только показательное обилие вопросов, но хлынувшие вдруг вызревшие "внутренние" ответы: "Я часто думал, что не понимаю ее, а вся разгадка в том, что она развратная женщина..." [т. 5, 33].
"Она одна во всем виновата... Но что ж из этого? Зачем я связал себя с нею... Я виноват и должен нести... Что? Позор имени, несчастье жизни? Э, все вздор,.. - и позор имени, и честь - все условно, все независимо от меня" [т. 5, 34].
"Кто прав, кто виноват? Никто. А жив - и живи: завтра умрешь... И стоит ли мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью?" [т. 5, 34].
Т. Л. Мотылева отмечает принципиальное значение внутренней речи героев в произведениях Толстого: "... прибегает он так часто, помимо прямой речи персонажей, к различным косвенным способам изображения их внутреннего мира, к психологическому истолкованию мимики, к передаче немого языка затаенных чувств и мыслей - внутреннему монологу. В неслышной внутренней речи персонажи говорят то, что они не захотели бы, не сумели бы, не посмели бы высказать громко. И Толстой, таким образом, находит новые, почти не изведанные искусством возможности обнаружить скрытую сущность людей, выявить главное в их социальном поведении и в их отношениях друг с другом" [ 119: 167-8]. Глубина проникновения писателя в психологию героя и отражение ее во внутренней речи позволяют нам в исследуемом эпизоде говорить уже не только о "внутреннем монологе", но и о "внутреннем диалоге". Очень точно заметила О. В. Сливицкая, что "движение от монолога к диалогу обнажает очень важную закономерность: самое существенное во внутренней судьбе личности и в истории се развития происходит в процессе диалога, подлинного или воображаемого" [149: 88].