Идея соборности и ее художественное воплощение в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон"

• Автор: Стюфляева, Наталья Валерьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Липецк
• Количество страниц: 226 с.

Глава I. «Православный тихий Дон» в изображении М. А. Шолохова. Трагедия распада соборной государственности

§ 1.Своеобразие казачьего быта в романе «Тихий Дон». Художественные

способы его сакрализации

§2. Конфликт соборного и индивидуалистического начал народной жизни в «Тихом Доне»

§3. Нравственный выбор человека на войне. Трагическая судьба династии Романовых в романе

Глава II. Соборное начало в поэтике романа М. А. Шолохова «Тихий

Дон»

§1. «Мнение народное», роль «хора» в повествовательной структуре

«Тихого Дона»

§2. Христианские мотивы в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон»

§3. Мистика земли в казачьем эпосе М. А. Шолохова

§4. Символика донского пейзажа в романе «Тихий Дон»
Заключение
Список литературы,

Общим местом в дискуссиях последних лет стала констатация очевидного кризиса в изучении русской словесности и настойчивое требование выработки новой концепции истории русской литературы. Центральным аксиологическим постулатом при этом, по мнению И. А. Есаулова, является признание того, что «русская литература не может быть адекватно описана, если литературовед в своей научной деятельности игнорирует, либо недооценивает те глубинные духовные токи национальной культуры, которые питают словесность» (70,42).
О христианском лике русской литературы, о кровной и неразделимой связи русской литературы с православной традицией писали многие отечественные мыслители XX века. Нельзя не отметить характерное для нашего литературоведения стремление понять литературу не только как общественную функцию или вид искусства, но как способ постижения человеком мира, путь к обретению истины, внимание к тесному взаимодействию между ценностями эстетическими и этическими, обращение к ценностному смыслу текста, сопряженное с поисками смысла мироздания в целом. Именно в этой устойчивой тенденции видится нам главная особенность современного литературоведения. Независимо от представляющей его школы, оно «всегда сохраняло характер философского размышления о роли и назначении человека в мироздании. Не говоря... о православном литературоведении Павла Флоренского или христианском «персонализме» Н. А. Бердяева, все ветви русской эстетической мысли испытали сильное, хотя и не всегда столь...явное влияние традиций христианской культуры или даже прямое воздействие богословия, задававшего и темы, и проблематику, и решение научных проблем» (9,15).
Религиозно-онтологическое обоснование творчества разрабатывалось в рамках русской философии начала XX века В. Ивановым, Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым, П. А. Флоренским, Б. П. Вышеславцевым, И. А. Ильиным, А. Ф. Лосевым и др. В этом же русле развертываются главные идеи М. М. Бахтина. Влияние христианской культурной традиции в той или иной мере прослеживается в работах
Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, С. С. Аверинцева, Д. С. Лихачева и др. Появившиеся в последнее время работы И. А. Есаулова, М. М. Дунаева, В. С. Непомнящего, В. А. Воропаев.а, В. Н. Захарова, А. А. Ильина, В. В. Кожинова, Ю. И. Сохрякова, В. Ю. Троицкого, В. А. Котельникова и др., рассматривающие русскую классическую литературу в контексте православной культуры, подключаются к той духовной философской традиции, согласно которой русская мысль определяется по преимуществу как религиозная, возвращают отечественное литературоведение к христианской системе координат. Н. А. Бердяев справедливо подчеркивал, что «центр русской духовной жизни — религиозный.. .русская тревога и русское искание в существе своем религиозны. И до наших дней все, что было и есть оригинального, творческого, значительного в нашей культуре, в нашей литературе и философии, в нашем самосознании, все это — религиозное по теме, по устремлению, по размаху. Нерелигиозная мысль у нас всегда не оригинальна, плоска, заимствована, не с ней связаны самые яркие наши таланты, не в ней нужно искать русского гения» (17,430).
Представители современного религиозно-философского направления в литературоведении исходят из признания того несомненного факта, что «православный тип духовности формирует магистральный вектор развития русской культуры в целом» (70, 13).
Оправданность подхода к интерпретации литературного процесса с позиций Абсолюта, Высшего идеала Христовых заповедей объясняется тем, что «русская классическая литература не только вышла из Летописи и Житий Святых, но всегда хранила в себе сокровенное зерно веры» (93,8). По мнению В. С. Непомнящего, «специфическая ее, русской литературы, черта, очевидная всему культурному миру и определяемая как некая таинственная «духовность», имеет своей «закваской». . .духовное наследие Православной Руси. Все то в нашей литературе, что может быть определено как обладающее качеством подлинной духовности, то есть отвечающее общепринятым представлениям: о русской литературе, обязано своим

фрагментарной: «Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь»; «Тысяча девятьсот пятнадцатый год. Май»; «июль тысяча девятьсот пятнадцатого года» и т.д. Абсолютное время эпического прошлого сменяется романным настоящим, раздробленным «на отдельные отрезки, охватывающие единичные... эпизоды. Отдельные эпизоды... округлены и закончены, но они изолированы и довлеют себе... мир рассеян и раздроблен и лишен существенных связей» (10,279). Утрачивается былая монолитность повествования, рушатся связи жизненного и художественного миров. Но в мирном быту еще сохраняется православный месяцеслов, время движется по замкнутому кругу природного и земледельческого цикла, соединяя события человеческой жизни с жизнью природы, сопротивляясь разрушительному напору истории: «к Михайлову дню овцы окатили по двойне»; «Перед Рождеством внезапно наступила оттепель»; « На второй день Рождества взломало лед» и т.д. С этого момента время церковного календаря будет идти параллельно с новым ритмом истории, высвечивая трагическую реальность падшего мира. Разные временные ряды не сливаются, расходятся, дают перебои, измеряются разными ценностными масштабами. Стягивание разных временных плоскостей «в узел» становится композиционным моментом организации повествования.
Такое начало задает тональность всей третьей части романа, запечатлевшей трагедию казачества в первой мировой войне, обнажившей и заострившей конфликты, которые наметились в первых двух частях «Тихого Дона».