Предания Верхневолжья в контексте жанров русской словесности

• Автор: Кузнецов, Виктор Владимирович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Тверь
• Количество страниц: 180 с.

Глава 1. Сюжетные архетипы верхневолжских преданий
Раздел 1. Житие Ефрема Новоторжского
Раздел 2. Предания об основании Зубцова
Глава 2. Верхневолжские предания и героический эпос
Раздел 1. Предание о богатыре Фоме
Раздел 2. Предание о князе Стукотовском и князе Грохотовском
Глава 3. Образ героя в верхневолжских преданиях
Раздел 1. Предание о Владимире Ржевском
Раздел 2. Предание о Держиславле
Заключение
Библиография

Жанр предания был первым письменно зафиксированным жанром народной несказочной прозы. Предания являются главным источником сведений о прошлом в Повести временных лет и других древнерусских летописях, они оказали влияние практически на все жанры древнерусской литературы1. Вместе с тем, произведения этого жанра долгое время оставались вне поля научного исследования. Достаточно сказать, что до настоящего времени не существует общепринятого определения преданий и их классификации.
С XVIII в., когда фольклор стал отчетливо осознаваться как нечто противоположное индивидуальному художественному творчеству, устные предания начали фиксировать как ученые, так и чиновники. До середины XIX в. предания привлекали внимание только профессиональных историков, которые рассматривали их исключительно в качестве исторического источника. При этом надежность этого источника и достоверность содержащихся в нем сведений a priori определялась в соответствии с уровнем развития исторической науки. Следует отметить, что этот взгляд на предания до сих пор присутствует в работах некоторых историков.
Резкий подъем интереса к преданиям произошел в середине XIX в. В народных рассказах о «досюльских» временах исследователи видели проявление народного духа, т. е. знание особого рода, в какой-то мере альтернативное «академическому». С этого времени исторические предания стали пониматься как память народа. Речь шла уже не о передаваемых из уст в уста воспоминаниях отдельных очевидцев исторических событий, но о некоем информационном поле, которое определяет народное восприятие
1 Лихачев Д. С. Великое наследие. М., 1980. С. 50—55; Аникин В. П. Русское устное народное творчество. М., 2004. С. 274.

истории. Вплоть до середины XX в. эта концепция оставалась господствующей в отечественной фольклористике.
Во второй половине XIX в. появился целый ряд работ, в которых предания наряду с письменными свидетельствами и археологическими находками использовались для воссоздания истории той или иной местности2. При этом интересно, что фольклористы относили подобные рассказы не к народному творчеству (как, например легенды), а к народной истории. Очевидно, именно вследствие этого в солидных трудах, посвященных фольклору, нет и одного, в котором преданию как самостоятельному жанру уделялось бы хоть какое-то внимание. Так, например, И. П. Сахаров фактически поставил знак равенства между преданиями и демонологическими рассказами - «тайными сказаниями»3. Несколько позднее А. Н. Афанасьев лишь вскользь упомянул предания в предисловии к собранию народных легенд как «источник эпических народных произведений»4. Специально фиксацией преданий в то время занимались энтузиасты изучения местной истории и провинциальные священники, интересовавшиеся в первую очередь рассказами о местночтимых святынях. Основной объем опубликованных материалов подобного типа приходится на различные региональные (губернские, епархиальные) издания.
С начала XX в. в изучении преданий намечаются другие тенденции. В исторической народной прозе начинают видеть не просто фольклоризи-рованную историю, но особый вид нарратива, имеющий лишь опосредованное отношение к событиям прошлого. Некоторые исследователи начинают обращать внимание на внутреннюю противоречивость преданий, от2 См., например: Заволоцкая чудь / Сост. П. С. Ефименко. Архангельск, 1869; Митропольский П. Смутное время в народных преданиях и памятниках Олонецкой губернии // Олонецкий сборник. Петрозаводск. 1894. Вып.
3. С. 243—255.
3 Сахаров И. П. Сказания русского народа. М., 1997. С. 13—34.
4 Народные русские легенды А. Н. Афанасьева. Новосибирск, 1990. С. 12.
черпнутых из Киево-Печерского патерика и летописного сказания о Борисе и Глебе82 (см. Приложение, № 6).
Превратившиеся в предания факты древнего жития Ефрема, его жития XVI—XVII вв. оказали существенное влияние на формирование народнопоэтической традиции Торжка. В рамках заложенных в них сюжетных схем (фольклорных и житийных) происходила импровизация на тему других разрозненных преданий, бытовавших в Торжке: об основании Борисоглебского монастыря, о самом Ефреме, о преподобном Аркадии и блаженном Константине. Думается, что не будет большим преувеличением наше заключение о том, что именно круг преданий о преподобном Ефреме (частично зафиксированный житиями XVI—XVII вв., а, возможно, и его древним житием) придал народнопоэтической традиции Торжка ее неповторимый, уникальный облик83.
О'У
Дробленкова Н. Ф. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1 (XI - первая половина XIV в). С. 148—149.
83 Подробнее анализ жития Ефрема см.: Кузнецов В. В. Житие Ефрема Но-воторжского как часть народнопоэтической традиции Торжка // Из истории и теории культуры: Труды Филиала ГАСК в г. Твери. Вып. II. / Отв. ред. Е. В. Красильникова. Тверь, 2004. С. 50—63.