Повести Гоголя. Принципы нарратива

• Автор: Овечкин, Сергей Васильевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 187 с.

I. Введение
II. Глава I. «Вечера на хуторе близ Диканьки»
1. Эксплицитный и имплицитный читатель «Вечеров...»
2. Событие «преображения» мира
3. Событие «преображения» персонажа
4. Событие вставного рассказа
5. Событие «второго сюжета»
6. Событие «Ивана Федоровича Шпоньки...»
• 7. Выводы
III. Глава II. «Миргород»
1. Повествователь «Миргорода»
2. «Старосветские помещики». «Неистовая» идиллия
• 3. «Тарас Бульба». Романическая эпопея
4. «Вий». «Плутовская» трагедия
5. «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»: сатира «отчужденного» романтика
6. Трансформация жанра: сдвиг нарративной маски
IV. Глава III. «Петербургские повести»
1. Введение
2. «Невский проспект»: конец света с неопределенными последствиями
л 3. «Нос»: деконструкция истории
4. «Портрет»: экскурс в полидискурсивность
5. «Записки сумасшедшего»: история души
6. «Шинель»: парадигматика vs. синтагматика
7. Выводы
V. Заключение

VI. Библиография

Постановка вопроса о принципах нарратива в прозе Гоголя - это одновременно и предельно локализованная, и, очень широкая постановка вопроса. Связано это с двумя значениями понятия «нарративность»1. С одной стороны, мы имеем при этом в виду опосредованность повествуемого мира - его преломление через призму повествователя. С другой -событийность рассказываемой истории, то есть сюжетность повествуемого мира. Понятно, что поскольку повествователь характеризуется определенным языковым и мировоззренческим горизонтом, который может быть выявлен в большей или меньшей степени, а сюжетность, в свою очередь, отличается определенной структурностью, то принципы нарратива находятся в компетенции самых различных дисциплин - стилистики, композиции, герменевтики. В этом смысле практически любая работа о прозе Гоголя, общего и даже специального характера, касается принципов нарратива. И критики начала века, и исследователи 1920-х гг., и более поздние гоголеведы оставили в своих книгах наблюдения, иногда ставшие классическими, о принципах нарратива в прозе Гоголя2.
Однако возможен и более специальный взгляд на проблему - с точки зрения оформившейся в 1960-е гг. как особая дисциплина нарратологии. Системный взгляд на повествовательную ситуацию, с одной стороны, и структуру сюжета - с другой, взгляд, объединяющий их, характеризует этот подход, начало которому в отечественной науке положили формальная школа, М.М. Бахтин, В.Я. Пропп. В этом смысле проза Гоголя становилась объектом нарратологического описания достаточно редко. А монографической работы такого рода в гоголеведении на сегодняшний день просто не существует.
Пионерские работы формальной школы, создавшие основу современной теории прозы, вовсе не случайно часто брали в качестве материала прозу Гоголя. Это отчасти связано с возрождением ее традиций в
1 Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 11-13.
2 Так, например, невозможно не учитывать при описании гоголевского нарратива книги В.В. Гиппиуса «Гоголь» (1924), А. Белого «Мастерство Гоголя» (1934), Г.А. Гуковского «Реализм Гоголя» (1959) или более поздние стилеведческие исследования С.Г. Бочарова и М.Н. Виролайнен.
символистском романе и орнаментальной прозе, отчасти с ее специфичностью (точно так же парадигматическим автором для теорий В. Шкловского стал крайне специфичный Стерн). Необычность гоголевской прозы и в контексте романтической повести, и в контексте реалистического романа была удобна для демонстрации «обнажения приема». Этот «обнаженный прием» и стал отправной точкой для первых, говоря современным языком, нарратологических работ, посвященных прозе Гоголя. Этими работами стали статьи Б.М. Эйхенбаума «Иллюзия сказа» (1918) и «Как сделана “Шинель” Гоголя» (1919). Находившийся под влиянием немецкой «слуховой» филологии, Б.М. Эйхенбаум первым заговорил о сказовой форме повествования как форме, создающей иллюзию устной речи, и отметил, что сказовая установка оказывает влияние на разные аспекты произведения - выбор слов и их постановку, синтаксические обороты и, что, пожалуй, важнее всего, композицию3.
Своеобразие концепции сказа у Эйхенбаума сказалось в трактовке им прозы Гоголя, которую он однозначно характеризовал как сказовую, лишь выделяя в ее эволюции подпериоды «сказок» и «особых форм сказа»4 Этот пункт, как и концепция сказа в целом, были оспорены В.В. Виноградовым в его работе «Проблема сказа в стилистике» (1925). Сказ был понят как «художественная имитация монологической речи, которая, воплощая в себе повествовательную фабулу, как будто строится в порядке ее непосредственного говорения»5. Это уточнение, переводящее понятие сказа из сферы слуховой филологии в сферу филологии «синкретической», оказало влияние на всю дальнейшую историю понятия. Мое диссертационное исследование, которое также не может не коснуться проблемы сказа, принимает в качестве отправной точки виноградовское определение.
Для гоголеведения оказалось не менее важным уточнение Виноградова, добавленное к пониманию гоголевской прозы как «сказовой». Ранние повести ученый однозначно определил как сказ - как «комическую
3 Эйхенбаум Б.М. Иллюзия сказа // Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. Л., 1924. С.
152.
4 Там же, С. 155.
5 Виноградов В.В. Проблема сказа в стилистике II Поэтика. I. Временник словесного отдела ГИИИ. Л., 1926. С. 33.
свете категории гротеска перечисленные ее особенности, до сих пор не подвергавшиеся такому рассмотрению, и в очередной раз оспорить на данном материале тезис В. Кайзера: «Гротескные элементы <...> не поддерживаются и не востребованы внутренней структурой нарратива» Гоголя46. Речь при этом идет о явлении, которое Ю.В. Манн определил в монографии «О гротеске в литературе» (на другом материале) как «гротеск композиции»47.
4. Событие вставного рассказа
Вставной рассказ персонажа в «Вечерах...» есть событие сюжетного текста по двум причинам. Во-первых, точка зрения персонажа при этом пересекает границу семантических полей и входит в пространство, организованное собственным временем. Во-вторых, в тексте большинства повестей «Вечеров...» такой рассказ обладает качеством «консекутивности (последственности)»48. Его тематический ряд переходит на сюжетный уровень, реализуясь в эпизодах повести. Повествуемый мир былички -транслятора ритуалов (установка на этот жанр создается рамочными предисловиями частей цикла и зачинами сказовых повестей) - организован принципом коммуникативной достоверности. Это мир, где «быличный» дед «что, бывало, ни скажет, то именно так и было» (I, 100). Но поскольку действительный жанр повести «Вечеров...» подразумевает более сложную коммуникативную структуру, мотивы сюжета вставного рассказа при переходе на другой уровень наррации меняют модальность. Последствия события такого типа неоднозначны.
В «Сорочинской ярмарке» «негоциант с огромною шишкою на лбу» рассказывает предание, связанное с отведенным для ярмарки местом: «Заседатель <...> отвел для ярмарки проклятое место <...> Вчера волостный писарь проходил поздно вечером, только глядь - в слуховое окно выставилось свиное рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже; того и жди, что опять покажется красная свитка!» (I, 81). Так и происходит: в последующих эпизодах являются и «свиное рыло», и обшлаг красной свитки, причем через промежуточное посредство «слухов» и «вести о чуде, виденном волостным писарем» (I, 87). Смена модальности мотивов
46 Kayser W. The grotesque in art and literature. P. 124.
47 Манн Ю. О гротеске в литературе. М., 1966. С. 160.
48 Шмид В. Нарратология. С. 18.