Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов

• Автор: Королёва, Светлана Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Пермь
• Количество страниц: 191 с.

ГЛАВА 1. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
1Л.Теория мифа и литературоведение: из истории междисциплинарных связей
1.2.Художественный мифологизм: типы, границы и формы воплощения
ГЛАВА 2. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ В ПРОЗЕ ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА
2Л. «Деревенская проза»: проблемы, поиски,
художественные открытия
2.2. Мифопоэтический подтекст и особенности
психологизма в повести В. Распутина «Живи и помни»
2.3. Образ праведника в прозе В. Распутина 1970-90-х годов: народно-православные истоки
2.4. Натурфилософские идеи В. Распутина и их мифопоэтическое воплощение
ГЛАВА 3. МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА В. ЛИЧУТИНА
3.1. Творчество В. Личутина в контексте «деревенской прозы»
3.2. «Вазицкий цикл» В. Личутина: духовное
противостояние праведника и грешника
3.3. Мифопоэтическое воплощение женских образов в «вазицком цикле» В. Личутина (повести «Вдова Нюра» и «Крылатая Серафима»)
3.4. Образы знахаря и колдуна в произведениях В. Личутина 1970-х годов
ГЛАВА 4. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ, СЮЖЕТЫ, МОТИВЫ В ПРИКАМСКОЙ ПРОЗЕ О ДЕРЕВНЕ
4.1. «Культурный герой» в пространстве леса (повесть
В. Баталова «Шатун»)
4.2. Сюжет кладоискательства в творчестве прикамских прозаиков: фольклорные истоки и особенности
художественной интерпретации
4.3. Образы знахаря и праведника в прозе о коми-пермяцкой деревне 1970-90-х годов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
Активное взаимодействие искусства с разнообразными формами мифомышления - одна из магистральных тенденций его развития в XX веке. Художественный мифологизм свойственен произведениям, созданным в русле различных творческих методов, направлений и стилевых течений. Он возникает в результате диалога писателя с одной или несколькими религиозно-мифологическими системами, в той или иной степени опосредованного художественными традициями Нового времени.
В завершившемся столетии этот диалог был усложнен взаимодействием искусства с гуманитарными науками, прежде всего - с этнологией и «глубинной психологией»: в 1920-50-х годах в рамках этих дисциплин происходит комплексное исследование мифа как сложного культурного феномена. Новые концепции популяризируют миф в качестве всеобщей психоментальной матрицы (3. Фрейд, К.Г. Юнг, К. Кереньи, Дж. Кемпбелл), или универсальной ритуально-поведенческой схемы (А. Ван Геннеп, М. Элиаде), или емкой логической структуры (Э. Кассирер, К. Леви-Стросс). Идея, которая была общей для большинства научных школ, заключалась в том, что мифология в образной форме выражает фундаментальные, родовые черты человеческого сознания.
Символичность и концептуальность мифологических моделей предопределили их художественную продуктивность в изображении различных «метафизических начал», не зависящих от социально-исторической конкретики. Не случайно в начале XX века различные схемы мифомышления оказались активно востребованы в западноевропейском и русском искусстве модернизма (Т. Манн, Г. Лоуренс, Д. Мережковский,
А. Ремизов и др.). В эпоху «рубежа», когда религиозное сознание переживало кризис, а «философские системы разбивались друг о друга» (А. Бенуа), когда обострилось ощущение стояния «на краю трагических бездн» (Ф. Сологуб), -миф казался художникам не только «ключом» к постижению глубинных

(«Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» (1987)). Несколько вариантов сюжета о приходе нечистого / черта под видом отсутствующего мужа были записаны собирателем в селе Аталанка (см. тексты № 174-176 в указанном сборнике). Сюда были переселены жители родной писателю деревни (также называвшейся Аталанка); сюда в 1970-х годах он приезжает навестить родственников. Этот факт представляется нам важным, поскольку в «Живи и помни» писатель не раз опирается на воспоминания, связанные с Аталанкой: Н.С. Тендитник считает, что в повести под видом Атамановки В. Распутин изображает именно эту деревню, а дом Гуськовых «списан» с его родного дома(260;6). Мы не исключаем, что от жителей Аталанки В. Распутин мог услышать и фольклорную историю о муже-оборотне, которую затем использовал в повести. Традиционно с этим сюжетом связывается комплекс мотивов, включающих тоску жены по мужу, приход нечистого в дом после полуночи, «обманные» гостинцы, запрет рассказывать о его посещениях, узнавание подмены, безумие, а иногда и гибель жены. В текстах, записанных
В.П. Зиновьевым в Аталанке, «нечистый» обычно появляется под видом солдата, вернувшегося с войны: «У одной женщины муж солдат был. Она все о нем думала. Ну вот. ...Постелила она и думает: «Господи помилуй, хоть бы приехал». Слышит, муж говорит: «Я ведь приехал, я ведь не убитый». А она-то похоронку получила да не верила все. Двери отворила, заходит. ...Легли рядом. А тут сынок чихнул, она и говорит: «Ты что, Христос с тобой». Дверь тут ветром отворило, и муж улетел. А она с ума сошла. Утром побежала к родителям. Они говорят: мол, приходи к нам жить, а то удавит тебя. А он-то - муж будто, ну, прямо не отличишь: на лицо такой же, форма, все как есть...» (185; 117).
Уже в начале повести к комплексу мифологических мотивов, известных из фольклорной традиции, читателя направляет сам автор. Первая встреча героини и ее мужа-солдата, дезертировавшего с войны, происходит