Русская проза 1920-1930-х годов: авантюрная, фантастическая и историческая проза

• Автор: Николаев, Дмитрий Дмитриевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 688 с.; 19х14 см

УДК 821.161.1.0 ББК 83.3 (2Рос=Рус)б Н62

Издание подготовлено в рамках программы “История русской литературы XX века. 1920-1930-е годы”
Рецензенты:

член-корреспондент РАН Н.В. Корниенко, доктор филологических наук С.Г. Семенова

Николаев Д.Д.

Русская проза 1920-1930-х годов : авантюрная, фантастическая и историческая проза / Д.Д. Николаев ; отв. ред. О.Н. Михайлов ; Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького РАН. - М.: Наука, 2006. - 688 с. -ISBN 5-02-033895-8 (в пер.).
В монографии общие тенденции развития русской литературы 1920-1930-х годов прослежены на материале исторической, фантастической и авантюрной прозы. Проводится сравнительный анализ прозы метрополии и русского зарубежья, рассмотрены произведения М.А. Алданова, HLH.. Асеева, А.Р. Беляева, М.А. Булгакова, А. Ветлугина, Г. Газданова, A.C. Грина,<Е.И. Давдоввд Иванова, В.А. Каверина, В.В. Каменского, В.П. Катаева, П.Н. Краснова, Д.С. Мережковского, С.Р. Минцлова, И.Ф. Наживи-на, В.А. Обручева, Б.А. Садовского, А.Н. Толстого, Ю.Н. Тынянова, H.A. Тэффи, О.Д. Форш, А.П. Чапыгина, Г.И. Чулкова, В.Б. Шкловского, И.Г. Эренбурга и других ‘пиратрдей.' v
Для литературоведов, преподавателей, студенток филологических факультетов вузов и всех интересующихся творчеством русских писателей 1920-1930-х годов.

Темплан 2005-11

ISBN 5-02-0338'95-8 © Институт мировой литературы

им. А.М. Горького РАН, 2006 © Николаев Д.Д., 2006 © Редакционно-издательское оформление. Издательство “Наука”, 2006

Совсем недавно о русской ли-гературе двадцатого века мы говорили: литература нашего столетия. Двадцатый век объединял прошлое и настоящее, но граница между историей и современностью у каждого - читателя, писателя, исследователя - была своя. И вот двадцатый век закончился. Можно, наконец, подводить итоги.
На протяжении прошлого столетия не раз предпринимались попытки написания обзоров русской литературы XX в., ограниченных, разумеется, естественными хронологическими рамками. Уже в 1914 г. начала издаваться такая до сих пор не утратившая своего значения работа, как “Русская литература XX в. (1890-1910)” под редакцией С.А. Венгерова. После революций 1917 г. изучение литературы двадцатого столетия продолжается и в метрополии, и в эмиграции. В 1922 г. в Праге Славянское издательство выпускает “Очерки истории русской литературы” В.А. Амфитеатрова-Кадашева, в Лондоне на английском языке печатается “История русской литературы с древнейших времен по 1925 год” Д.С. Мирского. Появляются и специальные исследования, посвященные литературе русского зарубежья: в 1929 г. в Белграде отдельной брошюрой издается прочитанная A.B. Амфитеатровым в Милане публичная лекция “Литература в изгнании”, а в 1956 г. издательство имени Чехова в Нью-Йорке выпускает книгу Г.П. Струве “Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы”1, долгое время являвшуюся своего рода отправной точкой для всех исследователей творчества писателей русского зарубежья.
Изучение литературы двадцатого века было одним из важнейших направлений филологической науки в СССР. До войны выходят книги В.Л. Львова-Рогачевского “Новейшая русская литерату1 Второе издание, исправленное и дополненное: Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Paris: YMCA-Press, 1984.

ра” (1-е изд. - М., 1919; 7-е изд. - М., 1927), А.М. Редько “Литературно-художественные искания в конце XIX - начале XX в. (Л., 1924), Б.В. Михайловского “Русская литература XX века с девяностых годов XIX века до 1917 г.” (М., 1939) и т.д. Наиболее значительные исследования появляются во второй половине двадцатого века. Десятый том многотомной “Истории русской литературы”, печатавшейся под грифом Института русской литературы АН СССР (Пушкинского Дома), посвящен литературе 1890-1917 гг. (М.-Л., 1954). Этот период подробно рассматривается в третьем томе “Истории русской литературы”, подготовленной Институтом мировой литературы и Институтом русской литературы (М., 1964) и в четвертом томе “Истории русской литературы” (Л., 1983). В Институте мировой литературы создается серия коллективных трудов: “Русская литература конца XIX - начала XX века. Девяностые годы” (М., 1968), “Русская литература конца XIX - начала XX века. 1901-1907” (М., 1971), “Русская литература конца XIX - начала XX века. 1908-1917” (М., 1972). Необходимо отметить также коллективный труд ученых Института русской литературы под редакцией К.Д. Муратовой “Судьбы русского реализма начала XX века” (Д., 1972).
Наряду с трудами, посвященными литературе рубежа веков, готовятся фундаментальные исследования советской литературы. Назовем четырехтомную “Историю русской советской литературы. 1917-1965”, второе, переработанное и дополненное издание которой вышло в Москве в 1967-1968 гг., исследования, посвященные развитию отдельных жанров: “История русского советского романа” (кн. 1-2, М.-Л., 1965), “Русский советский рассказ. Очерки истории жанра” (Л., 1970), “Современная русская советская повесть. 1941-1970” (Л., 1975), “Русская советская повесть 20-30-х годов” (Л., 1976) и т.д. В СССР, как и в эмиграции, литература послереволюционного периода уже не рассматривается как единая русская литература. Собственно история русской литературы заканчивается в 1917 г., а затем начинается новый отсчет: “русской литературе в изгнании” противопоставляется “русская советская” или “многонациональная советская” литература.
Надо сказать, что советские идеологи достаточно быстро осознали пагубность декларативного идеологического и эстетического противопоставления новой - революционной, пролетарской, советской литературы - и дореволюционной русской литературы. Преемственность литературы советской и литературы дореволюционной была восстановлена в рамках единой русской литературы, ведущей свою родословную от “Слова о полку Игореве”. Литература эмиграции постепенно перестала рассматриваться как явление целостное: развивался тезис об отдельных писателях, покинувших Россию, по-

Пути развития авантюрной прозы
циалыю-бытовых условиях. Любой конфликт в конечном итоге сводится к противоречию между “нормой” и “не-нормой”, моральность, аморальность или внеморалыюсть поступков очевидна. Мир, в котором оказывается герой авантюрного произведения, является для него миром “сказочным”. Этот мир может быть предельно реален и хорошо знаком читателю, но он неведом герою. Никто - ни читатель, ни герой - не знает заранее, верно или нет решение, морально или аморально. Абсолютно одинаковые решения в абсолютно идентичной ситуации могут привести к совершенно противоположным результатам.
В дореволюционной России авантюрная проза развивалась на периферии литературного процесса. Объяснялось это, во-первых, составом читательской аудитории, искавшей в книге “серьезное чтение”, видевшей в ней не развлечение, а нравственную опору, “источник знаний” и т.п., а, во-вторых, особенностями православного мировосприятия, отрицавшего гордыню героя-авантюриста, не желающего смириться со своим предназначением, бросающего вызов Высшей силе, определившей его место на земле.
В девятнадцатом веке авантюрные схемы использовались либо в исторических романах, либо в сатирических произведениях, где авантюрный сюжет позволял существенно расширить рамки изображаемого. Но книг, оставшихся в истории литературы, было написано немного - “Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаври-лы Симоновича Чистякова” В.Т. Нарежного, “Мертвые души, или Похождения Чичикова” Н.В. Гоголя, да еще, с некоторой натяжкой, “Тайны современного Петербурга: Записки Магистра Степана Боба” кн. В.П. Мещерского. Как писал Лев Лунц в своей программной статье “На Запад”, “традиция авантюрного романа скрылась в подполье”1.
Ситуация начинает в корне меняться в начале двадцатого века. Этот период - годы “переоценки ценностей” и радикальных эстетических преобразований - характеризуется вместе с тем и напряженным вниманием русских художников к культурному наследию минувших эпох. В прозе обращение к классическим стилевым и жанровым канонам, попытки реконструкции старинных форм - “византийской повести”, “средневекового романа”, “итальянских хроник” - были связаны прежде всего с необходимостью преодоления внешней статичности психологического романа, крайностей натурализма и бытописательства, а позднее - символизма. К числу привлекавших наиболее пристальный интерес жанровых структур относится и авантюрная повесть.
1 Беседа. - 1923. - № 3. - С. 264.