Образ Екатеринбурга/Свердловска в русской литературе : XVIII-середина XX в.в.

• Автор: Клочкова, Юлия Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 243 с. : ил.

Глава I. Образ Екатеринбурга: от путевых записок к художественному тексту

1.1 Модель описания Екатеринбурга в текстах первых десятилетий и путе- 24 вых заметках XVIII - начала XX века

1.2. Образ Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка

1.3. Иронический портрет Екатеринбурга в фельетонах В. П. Чекина

Глава II. Трансформация образа Екатеринбурга-Свердловска в литературе 20-40-х годов XX века
2.1. Трансформация образа города в произведениях свердловских авторов 20-30-х годов XX века

2.2. Свердловск военного времени в зеркале словесности

Заключение

Список сокращений

Библиография

Приложение 1. Символические городские локусы: Харитоновский дом в Екатеринбурге

Город как сложный, непрерывно меняющийся продукт человеческой деятельности всегда привлекал к себе внимание исследователей. Являясь местом наиболее плотного скопления людей, центрами материальной и духовной культуры, узлом переплетения социальных и экономических отношений, город становился предметом осмысления разнообразных областей знаний: истории и философии, политологии и социологии, экономики, географии. Благодаря своей исторически сложившейся функциональной многозначности города представляют сферу интереса и приложения сил и практиков (градостроителей, архитекторов, экологов и т. д.), и деятелей искусства (художников, поэтов, писателей), поскольку, являясь своеобразной моделью мира, позволяют активно воздействовать на него либо осмыслять результаты такого воздействия. Со времен античности (Платон «Государство», VI в. до н. э.) использование образа города как модели мира в философских трактатах и художественных произведениях давало возможность их авторам выразить идеи о человеческой природе, о возможности или недопустимости ее исправления, о формах социального и общественного устройства (Т. Мор «Утопия», 1561; Т. Кампанелла «Город солнца», 1602; Е. Замятин «Мы», 1921; О. Хаксли «О, дивный новый мир», 1932 и т. д.)1.
Город мог казаться естественным или искусственным созданием, его образ наделялся положительным или отрицательным значением - в любом случае он всегда был предметом человеческой рефлексии. Современность неуклонно вносила перемены в жизнь города, меняя отношение к нему от полного неприятия до попыток разобраться в сложном процессе городского существования, в котором происходило не только накопление материальных благ, но и концентрация городского опыта, культурных и бытовых практик. Осмысление города как специфического образова1 О городах-утопиях и осуществлении утопических идей в градостроительстве см.: Иконников А. В. Города утопии и реальное развитие // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога. М., 1996. С. 75-84.

ния приводило к его пониманию как исторически конкретного, меняющегося во времени и обладающего определенными смыслами места.
На сегодняшний день городское пространство представляется как открытая и динамичная система, как место мобильности и деятельности1. Исследователи пишут о невозможности оценивать город в качестве единого целого, «свести многообразие городских явлений к какой-нибудь сути или системной целостности», поскольку город, став прозрачным и растяжимым, теряет свои четко закрепленные части, представляя «сплав зачастую рассогласованных процессов и социальной гетерогенности» [Амин, Трифт 2002].
В гуманитарных науках город понимается как носитель смыслов культуры и представляет ряд особенностей организации жизнедеятельности общества. Исследовательский опыт показывает, что «главным ключом для входа в осмысленный мир урбанизации и города» является культура [Гольц 1996: 72]. Обращение гумани-таристики к теме города становится особенно актуальным в связи с повышением исследовательского интереса к символике пространства. Описания образов больших и малых городов ведутся самыми разнообразными путями. Если на заре развития урбанизма исследователи стремились представить города как целостные системы с присущими им собственной внутренней динамикой (так, Патрик Геддес в 1915 году рассматривал город как организм, который невозможно понять вне анализа его исторической эволюции, экономических и других процессов жизнедеятельности, а также географического положения, климата и т. п.)2, то в настоящее время методологические подходы к исследованию пространства значительно дифференцирова1 См. работы: Амин Э., Трифт Н. Внятная повседневность города // Логос. 2002. № 3-4; Глазычев В. Л. Культурный потенциал города // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 11-24; Гольц Г. А. Проблемы духовной сферы города в систематике и основных направлениях урбанистики // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога. М., 1996. С. (Дукельский В. 10. Город как источник культуры // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 63-72; Зшшель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос. 2002. № 3—4; Каванский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001; Кларк Д. Потребление и город, современность и постсовременность // Логос. 2002. № 3-4 и др.
2 См. об этом: Зинченко А. П. Средовой подход и игровые имитации города // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 149.

Как уже отмечалось, данная модель описания города в жанре путевых записок, или «записок гостя» является действенной и до сих пор. Примером тому служит развернутый образ города, созданный голландским литературоведом и критиком Кейсом Верхейлом в предисловии к сборнику стихов Б. Рыжего «Облака над городом Е» [Верхейл 2005: 157-166]. Это снова «заметки иностранца», который едет в город, по собственному убеждению, «более или менее экзотический». В круге константных образов и признаков описывается история города и его настоящее: это город, созданный по указу Петра I в силу государственной необходимости: «Еще шла Северная война против Швеции. Отсюда острая потребность в металле, особенно железе». Ход строительства воссоздается также по известной схеме - нарастание освоенного пространства вокруг плотины, рассказ о военном укладе города, о дикой природе, окружающей его, об участниках строительства и иностранце-руководителе. Здесь же упоминание о каторжанах: «Рядом с этой плотиной вырос завод для обработки железной руды <...>. Потом появились другие плотины, целая система «прудов» и, рядом с ними, доменных печей, плавилен, литейных дворов и прокатных цехов. Представьте: затерянный в необозримых горных лесах поселок, деревянные, примитивные даже по меркам XVIII века заводики, на которых работают свезенные сюда со всех концов русские солдаты, пленные скандинавы и сосланные в Сибирь уголовники. И во главе всего этого - военное начальство в лице уже упоминавшегося коменданта и присланного ему вдогонку компаньона - дюжего голландца» [там же: 158].
При том, что Верхейл останавливается на трагедиях нового времени, происшедших в городе - и здесь не только убийство царской семьи, но и экологические катастрофы, его описание Екатеринбурга - «типичного промышленного центра» - мало отличается от путевых записок прошлого. Здесь также заостряется внимание на промышленных особенностях города и так же подчеркивается нетипичность города как провинциального, что говорит о стабильности представлений о городе и устойчивости его описательной модели. Даже путь, по которому «проходит» Верхейл, рассказывая о городе, напоминает путь его предшественников, описывающих город