Жанр легенды в русской литературе рубежа XIX - XX веков

• Автор: Фатеева, Юлия Геннадиевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Волгоград
• Количество страниц: 181 с.

ГЛАВА I. ОТРАЖЕНИЕ ПОСТНАРОДНИЧЕСКОЙ ЭТИКИ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ЛЕГЕНДЕ 1880 - 900-Х ГОДОВ

ГЛАВА II. МОДЕРНИСТСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ЖАНРЕ ЛЕГЕНДЫ 1890 - 1900-Х ГОДОВ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Известно, что «...понятие жанра, всегда - понятие историческое и <...> связь элементов содержания (тематики) с элементами композиции, языка и стиха, которую мы находим в том, или ином жанре... представляет единство, сложившееся исторически, в определенных условиях. <...> Жанры в узком смысле слова и есть исторически сложившиеся типы художественных произведений» (1, с. 384).
Жанры делятся на традиционные и нетрадиционные (канонические / романизированные, по М.М. Бахтину). Исследователи отмечают, что «канонические жанры следуют определенным нормам и правилам, которые вырабатываются традицией и обязательны для авторов» (2, с. 333). К традиционным относятся практически все условные жанры: святочные и пасхальные рассказы, легенды, притчи, сказки и др.
Эти жанры долгое время находились на периферии литературного процесса, но на рубеже XIX - XX веков выдвинулись вперед и по праву заняли свое место среди ведущей малой прозы этого периода.
Напомним, что в конце XIX века в жанровой системе русской литературы произошли существенные изменения, неоднозначно воспринятые современниками и вызвавшие в отечественной науке продолжительные споры о кризисе реализма.
Д. С. Мирский, например, связывал кризис с уходом из литературы больших писателей. Вот что писал критик: «Величайшие писатели обратились к роману, но рядом продолжали цвести и другие жанры художественной литературы, способствуя созданию картины Золотого века. <...> ...Все эти великие произведения были созданы людьми старшего поколения, и у них не было наследников. Ни один из молодых писателей, вошедших в литературу после 1856 года, не считался достойным стать рядом с ними, и когда, один за другим, стали исчезать старики, места их оставались пустыми. Перелом произошел после 1880 г.:
Достоевский умер в 1881-м, Тургенев в 1883-м. Толстой объявил о своем уходе из литературы. Великая эпоха закончилась» (3, с. 459).
По мнению же К. Мочульского, «для читателя, воспитанного на литературе девятнадцатого века, естественно подменить понятие родовое -литературу, понятием видовым - романом. В прошлом столетии роман настолько превосходил все остальные жанры, так господствовал над ними, что само собой произошло отождествление с литературой вообще. И вот теперь... роман, как литературный жанр, распадается и мельчает на наших глазах. <...> В то время, как старая главная дорога постепенно пустеет, оживляются проселочные дороги. Эффектные заявления о конце литературы сводятся к гораздо более скромному утверждению: литературный жанр, достигший своего расцвета в прошлом веке, несомненно перестает быть господствующим. Еще недавно он высился огромной горой и другие жанры прозябали в его тени; теперь рядом с ним растут другие вершины. Ни одна из них не доросла до небес: гегемония, принадлежащая некогда роману, ныне не принадлежит никому» (4, с. 160-161).
Таким образом, как правильно подметил критик, на смену беспредельно господствующему в XIX веке жанру романа пришли малые жанры.
Ю. Тынянов объяснял это тем, что любой жанр может переживать «эпоху разложения», когда жанр «...из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление» («канонизация младших жанров» по определению В. Шкловского) (5, с. 257-258).
Если святочные и пасхальные рассказы уже достаточно хорошо изучены в отечественном литературоведении, то жанр легенды, за небольшим исключением, до сих пор остается вне поля зрения исследователей (6). Вместе с тем святочные и пасхальные рассказы, в связи с их приуроченностью к главнейшим религиозным праздникам
«фантастическое, чудесное, произошедшее или засвидетельствованное героем». К чуду, чудесному прикасается во сне Изольда. Таким образом, в «Белой цапле» прослеживаются практически все основные жанровые признаки литературной легенды.
Вместе с тем как по проблематике, так и по жанрово-структурным признакам телешовская легенда заставляет «припомнить» творчество Достоевского.
Так, принцесса Изольда мечтает в день свадьбы «надеть наряд такой же», как ее «милая родина», но для этого нужно убить только одну белую цаплю: «Только одну... - продолжала думать Изольда, - только одну убить...». И мало-помалу убить одну птицу, хотя и ради прихоти, стало казаться ей не таким уж страшным делом, как вначале: ведь все равно птица умрет — немного раньше или немного позднее... Зато как хорош будет ее свадебный убор! Как будет доволен принц Сагир. Как будет прелестна в этом наряде сама Изольда!» (50, с. 299).
Представляется, что за желанием героини выстроить свое счастье на смерти невинной птицы, очевидно проступает трансформированная мифологема строительной жертвы, которая впервые в русской литературе была актуализирована в романе Достоевского «Братья Карамазовы». Напомним, что в главе «Бунт» Иван Карамазов задает Алеше вопрос: «Скажи мне сам прямо, я зову тебя - отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!» (47, т. 14, с. 223-224. Курсив мой. - Ю.Ф.). Конечно, оба брата отвечают на этот вопрос отрицательно.