Диалог античных и христианских мотивов в романе И.А. Гончарова "Обрыв"

• Автор: Тарковская, Наталья Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Кострома
• Количество страниц: 181 с.

Глава 1. Мир античности в творчестве И.А. Гончарова

1.1. Античная тема в произведениях И.А. Гончарова 1840-х - 50-х г.г

1.2. Античные мотивы в романе «Обрыв»

Глава 2. Христианские мотивы в романе И.А. Гончарова «Обрыв»

2.1. Тема искушения в романе

2.2. Мотив грехопадения как основной библейский мотив романа

Заключение

Список литературы

В истории русской литературы XIX века главным романом И. А. Гончарова традиционно считается «Обломов» (1859). Признавая безусловную художественную ценность данного произведения, отметим, что ни в коей мере нельзя умалять и значимости последнего гончаровского романа - «Обрыв» (1869) - как для творчества писателя, так и для всей русской литературы в целом.
Пожалуй, ни одно из классических произведений XIX века не писалось так долго и трудно, как «Обрыв», и уж точно ни в одном другом произведении авторская концепция не претерпела таких кардинальных изменений, как в последнем гончаровском романе. Сегодня, чтобы постичь всю глубину содержания «Обрыва», необходимо обратиться к творческой истории романа и проследить, как постепенно менялось мировоззрение Гончарова, как писатель шаг за шагом шёл к окончательному варианту произведения, во многом противоположному первоначальному замыслу.
С того времени, как у Гончарова появились первые мысли о романе, и до момента публикации прошло двадцать лет, наполненных важными для Гончарова и страны событиями. Писатель вспоминал: «План романа «Обрыв» родился у меня в 1849 году на Волге, когда я, после четырнадцатилетнего отсутствия, в первый раз посетил Симбирск, свою родину. Старые воспоминания ранней молодости, новые встречи, картины берегов Волги, сцены и нравы провинциальной жизни - всё это расшевелило мою фантазию, -и я тогда же начертил программу всего романа...» (8, 6, 522)
«Обрыв» сначала записывался фрагментами, мелкими лоскутками «программы», почти параллельно «Обломову». Но постепенно завершение «Обломова», кругосветная экспедиция, работа над книгой очерков «Фрегат «Паллада» отвлекли Гончарова, всё дальше уводя его от воспоминаний симбирской поры. Лишь в 1859 году писатель снова принимается за работу, о чём свидетельствует письмо его к И. С. Тургеневу от 28 марта 1859 года:
«теперь произошли значительные перемены в плане, много прибавилось, даже написалось картин, сцен, новых лиц всё прибавляется. Тем, что сделано, я доволен. Бог даст и прочее пойдёт на лад» (9, 8, 317). Вскоре Гончаров публикует первые отрывки из романа: «Софья Николаевна Беловодова» («Современник», 1860), «Бабушка» и «Портрет» («Отечественные записки», 1861). Но дальнейшая работа над романом приостановилась до 1866 года. Творческие затруднения писателя были настолько велики, что Гончаров хотел даже бросить роман. Эти затруднения писателя объясняются как обстоятельствами его собственной жизни, так и событиями, происходившими в России во второй половине 50-х и в 60-е годы. Одной из причин остановки работы над «Обрывом» была служба Гончарова: он был назначен редактором официальной газеты министерства внутренних дел «Северная почта», затем (в июле 1863 г.) - членом совета по делам книгопечатания, а в апреле 1865 -членом главного управления по делам печати. Гончаров, таким образом, стал одним из тех, кто руководил всей русской цензурой. Вполне понятно, что государственная служба отнимала у писателя много сил и времени. В замедлении работы над «Обрывом» сыграл свою отрицательную роль и конфликт писателя с И. С. Тургеневым, вызвавший у Гончарова весьма серьёзные переживания и наложивший отпечаток на всю его последующую жизнь.
Но главной причиной, затруднявшей процесс создания «Обрыва», на наш взгляд, явилась нестабильность, неопределённость русской жизни того периода. Середина XIX столетия стала переломным моментом в русской истории, бурным ц противоречивым временем. Отмена крепостного права, появление новых социальных слоёв, стремительное развитие капиталистических отношений, распространение революционных настроений, ожесточённая борьба между различными общественными силами - всё это породило массу крайностей и уродливых явлений в жизни русского общества, среди которых первые террористические акты, ломка моральных барьеров, распространение атеистических взглядов, падение уровня нравственности... Всё это обрушилось
жизненная забота в Обломовке. Какие телята утучнялись там к годовым праздникам! Какая птица воспитывалась! Сколько тонких соображений, сколько занятий и забот в ухаживании за нею!.... Какие запасы были там варений, солений, печений! Какие меды, какие квасы варились, какие пироги пеклись в Обломовке!» (8, 4, 114). Поистине «недостаток ... был ни в чём неизвестен» обломовцам. Они живут именно как боги-Олимпийцы. Им свойственна полнота телесных желаний, наслаждений, какая-то чрезмерность плотской жизни. Чего стоит описание воскресного пирога: «Пекли исполинский пирог, который сами господа ели на другой день; на третий и четвёртый день остатки поступали в девичью; пирог доживал до пятницы...» (8, 4, 115).
Чрезмерность видна не только в еде. Сон обломовцев также поистине олимпийский: «Наступил час всеобщего послеобеденного сна. ... Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти. Всё мертво, только из всех углов несётся разнообразное храпенье на все тоны и лады» (8, 4, 115-116). Если же кто-нибудь из гостей зимним вечером вспомнит смешной случай, приключившийся с каким-нибудь Лукой Савичем, то всем домом овладевает какой-то «всепоглощающий» хохот: «хохот разлился по всему обществу, проник до передней и до девичьей, объял весь дом, все вспомнили забавный случай, все хохочут долго, дружно, несказанно, как олимпийские боги» (8, 4,135) (сравним в «Илиаде» Гомера: «Смех несказанный воздвигли блаженные жители неба»).
В описании Обломовки возникают не только ассоциации с «Илиадой», но и сам образ её создателя. Няня Илюши, повествующая о чудесных странах, сравнивается с Гомером: «Она с простотою и добродушием Гомера, с тою же животрепещущею верностью подробностей и рельефностью картин влагала в детскую память и воображение Илиаду русской жизни...» (8,4, 121). Это сравнение придаёт образу старухи-няньки некую монументальность, как все аллюзии с «золотым веком» превращают описание патриархального быта в Обломовке в статичный, монументальный образ той счастливой страны, «где всё совершаются чудеса, где текут реки мёду и молока, где никто ничего