Экзистенциальная ирония в романе В. Набокова "Лолита"

• Автор: Артамонова, Анастасия Святославовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 149 с.

Глава 1. Ирония как философский принцип познания мира
1.1. Экзистенциальная ирония Серена Кьеркегора
1.2. Философия парадокса Льва Шестова
Глава 2. «Лолита»: психоаналитический дискурс или трагедия рока?
2.1.3. Фрейд и В. Набоков: точки соприкосновения
2.2. «Лолита»: история одного вымысла
2.3. Отражения С. Кьеркегора в романе В. Набокова
2.4. Л. Шестов и В. Набоков: возможные сближения
2.5. Гумберт и Герман сквозь призму философии С. Кьеркегора 117 Заключение
Библиография
Начало 20 века характеризуется возобновленным интересом к религии как источнику не только духовных исканий, но и как источнику творческого вдохновения. Религиозный опыт, прежде всего как опыт прорыва к трансцендентальному, находит свое художественное воплощение. И главным здесь становится не приверженность к ортодоксальному учению церкви, а личное переживание встречи с Абсолютом.
Так, русская литература 20 века, века, прошедшего под знаком модернизма, опирается на идеи В. Соловьева и Ф. Ницше, как наиболее ярких и полярных в своих философских теориях мыслителей.
Философия Соловьева базируется на теории всеединства. Он первый, кто разработал идею существования как сотворчества человека и Бога. Философ говорит о трех этапах развития истории человечества: первому было свойственно единство всех сфер человеческой жизни, но единство это было только внешнее; второй этап характеризуется разрушением слитности, присущей первой фазе человеческого существования, происходит бунт элементов против целого и против друг друга; третий этап должен стать конечной ступенью, реализацией идеи всеединства. Человек должен встретиться с Богом для создания грядущего богочеловеческого организма. Соответственно, человек и Бог должны находиться в постоянном взаимодействии, при этом Бог также нуждается в присутствии в Его бытии человека, как и человек нуждается в Боге.
Третий этап развития истории подразумевает изменение существующей реальности, ее преображение. На этой ступени человеку отводится важнейшая роль - творческая: в воплощении идеала «цельного общества» он является субъектом созидания. Таким образом, человек творит в соответствии с замыслом Бога, более того, человек и Бог

сотворцы мира. Единение человека и Бога и должно привести к созданию новой реальности.
Фридрих Ницше также был апологетом творчества. Но его позиция прямо противоположна позиции Владимира Соловьева: если последний говорит о божественной природе творчества, то Ницше отказывает Богу в существовании: «Старый Бог не жив более: он основательно умер»1. Но именно со смертью Бога, по мнению философа, и начинается творческий подъем человека, потому как, «что осталось бы созидать, если бы боги

существовали». Следовательно, человек, берущий на себя главную функцию Бога, - способность творить - в условиях отсутствия Бога сам становится на Его место. Более того, при жизни Бога человек находился под гнетом Его власти и был несвободен, и только «с тех пор как лежит он в могиле, вы (люди. - А. А.) впервые воскресли. Только теперь наступает
великий полдень, только теперь высший человек становится

господином!» Таким образом, Бог низвергается ради становления и самоопределения самого человека, и главной целью человека оказывается сотворения себя. Человек Ницше уничтожает Бога ради сверхчеловека.
Таковы две основные тенденции, которые наиболее явно проявились в русской литературе начала века. Оба философа решают одну проблему -проблему творчества; но один творит в соответствии с замыслом Бога и в сотворчестве с Ним, другой же провозглашает творчество без Бога, творчество ради самоопределения человека.
В то время как поэты, писатели, мыслители пытались решить один из основных вопросов философии творческого существования: с Богом или без Бога, появляется совершенно новая концепция, рассматривающая творчество не как прорыв духа из царства материи, не как возможность
1 Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 189.
2 Там же. С. 61.
3 Там же. С. 206.

ГЛАВА 2. «Лолита»: психоаналитический дискурс или
трагедия рока?
Цель главы: расшифровка иронической полемики с Фрейдом и раскрытие иронии как фатальной силы, во власти которой оказывается герой.
2.1. Фрейд и Набоков: точки соприкосновения.
Из всего творчества В. В. Набокова «Лолита» обратила на себя, пожалуй, самое пристальное внимание критиков и литературоведов (за исключением, быть может, «Дара»). Это связано и с тем, что сам Набоков указывал на присутствие в романе приемов и мотивов, характерных для всех предыдущих книг писателя97, и с тем, что «Лолита» была его «любимицей» (возможно, это и дало повод считать ее сосредоточием ключевых моментов художественной философии Набокова). Исследовательский материал здесь практически безграничен, начиная с этической проблематики романа и моральных оценок героя98 и заканчивая чисто стилистическими проблемами. Несмотря на такой, казалось бы, всесторонний подход к изучению романа, остается целый ряд вопросов, решение которых позволит не только высветить новые грани произведения, но и пересмотреть традиционное представление о происходящем на страницах книги. Одним из таких белых пятен является вопрос о литературной полемике Набокова с фрейдистской концепцией творчества и о роли иронии в этом споре.
97 См.: Набоков В. О книге, озаглавленной «Лолита». (Послесловие к американскому изданию 1958-го года) // В. Набоков Собр. соч. американского периода: В 5 т. Т. 2.
98 Мы не беремся здесь предлагать обзор разных направлений в критическом восприятии романа. Отметим лишь общую тенденцию в его оценке. Несмотря на скандальный шлейф, тянущийся за «Лолитой», большинство критиков сочувственно приняло роман. Хотя Гумберту, как, впрочем, и самому Набокову, не удалось избежать обвинений в «аморализме» и «извращенности». Интересно, что были и такие, кто предложил иной подход к интерпретации образов главных героев романа. Так, Н. Армазов главным «антигероем» книги считал не Гумберта, а Лолиту. См.: Армазов Н. Участь страсти // Грани. 1959. №42.