Ф.М. Достоевский и Ф.И. Тютчев. Идейно-художественные взаимосвязи

• Автор: Гачева, Анастасия Георгиевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 610 с.

Содержание
Введение
§ 1. История вопроса
§ 2. Достоевский о Тютчеве
Часть I. Поэтическая вселенная Тютчева и художественный мир Достоевского
Глава 1. Человек и природа в художественном сознании Тютчева и
Достоевского
§ 1. Образы бытия «каково оно есть»
§ 2. Образы благобытия
Глава 2. Вопрос о «современном человеке»
у Достоевского и Тютчева
Глава 3. Философия любви
§ 1. Любовь как идеал и любовь как реальность
§ 2. Философия преображенного эроса
Глава 4. Тютчевские строки в мире Достоевского
§ 1. «Песнь Радости»
§ 2. «Silentium!»
§ 3. «И гроб опущен уж в могилу...»
§ 4. «Как птичка, раннею зарей...»
§ 5. «Эти бедные селенья...»
§ 6. «Проблеск» и «звездная слава»
Глава 5. Тютчев и Версилов
(еще к вопросу об истоках образа «русского
европейца»)
Часть II. Философия истории
Глава 1. Достоевский и Тютчев
в диалоге отечественных концепций истории
Глава 2. Россия и Запад
Глава 3. Идея «христианской политики»
Часть III. Идейные триумвираты (К вопросу об истоках историософской и политической концепции Достоевского)
Глава 1. Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев и издания
И.С. Аксакова
§ 1. Ф.И. Тютчев и И.С. Аксаков.
К истории взаимоотношений
§ 2. «Теория общества» И.С. Аксакова, записка «О цензуре в России» Ф.И. Тютчева
и концепция почвенничества
§ 3. Польский вопрос
§ 4. Римский вопрос
Глава 2. Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев и
«Московские ведомости» (проблемы внешней политики)
Глава 3. Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев, А.Н. Майков
(Идейный диалог)
Заключение
Библиография
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования
В истории литературы существуют такие соответствия и взаимосвязи, реальность которых не видима современниками, а подчас и ближайшими потомками, и только в перспективе времени они проступают все ясней и отчетливей, раскрываясь во всем богатстве своих значений и смыслов. Именно такой была судьба темы «Достоевский и Тютчев», близость которых в представлении о мире и человеке, миссии России и задаче истории долгое время оставалась вне поля внимания читателей и исследователей и лишь постепенно входила в сознание, утверждаясь как неоспоримый, незыблемый факт, — сначала в виде кратких упоминаний à propos, попутных, беглых характеристик в работах, посвященных совсем иным темам, и только в последние годы — в специальных статьях.
Пожалуй, главной причиной медленного вхождения этой темы в культуру была скудость внешних, биографических контактов писателя и поэта. Казалось невероятным: жили в одну эпоху, в одном городе, столько возможностей для встреч, друзей, знакомых имели общих (вспомнить хотя бы А.Н.Майкова, Н.Н.Страхова, Я.П.Полонского)— и ни общения регулярного, ни переписки,— так, несколько отзывов друг о друге (впрочем, всегда похвальных). Но то-то и примечательно, что взаимодействие писателя и поэта возникало не на уровне жизни и поведения, а на уровне мысли и творчества, мироощущения, «мирообраза» — пользуясь выражением Я.О.Зунделовича1. Достоевский и Тютчев соприкасаются как художники-философы; не случайно писатель называл Тютчева первым русским поэтом-мыслителем2 и неоднократно подчеркивал важность для литературы «мысли художественной», облеченной в живую плоть образа, пронизанной токами чувства, питающей не только ум, но и сердце человека.
Мир лирики Тютчева был одной из исходных доминант художественнофилософской концепции Достоевского (так же как и мир Пушкина, Шиллера, Гете, Гюго...). На основе выработанных здесь идей, сформулированных «вечных вопросов» о мире и человеке писатель выстраивал свой уникальный синтез, свою творческую вселенную, иногда соглашаясь и веря уже открытому и достигнутому, иногда — переосмысляя его, иногда — полемизируя и опровергая.
В литературе о Достоевском известно немало работ, посвященных идейнохудожественным параллелям и перекличкам его творчества с творчеством классиков русской поэзии: Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Некрасова... Тютчев не может не войти в этот ряд. Ведь именно он стоит на гребне той традиции русской философской лирики, которая шла от Ломоносова и Державина до Лермонтова, Ба-
1 Зунделович Я.О. Этюды о лирике Тютчева. Самарканд, 1971. С. 156.
2 Этот отзыв Достоевского о Тютчеве содержится в письме В.Г.Перова П.М.Трстьякову от 10 мая 1872 г. (Письма художников Третьякову. 1870-1879 гг. М., 1968. С. 77-78).
ратынского, Ф.Глинки, вовлекая в свою орбиту зрелого Пушкина, позднего Вяземского, Бенедиктова, Якубовича, Шевырева и венчалась наконец его собственной «поэзией мысли». Достоевского многое связывает с этой традицией: внимание к метафизическим проблемам бытия и человека, особый фокус видения личности, природы, истории... Русская философская поэзия — один из животворных ферментов того мировоззренческого и художественного синтеза, который явил собой роман Достоевского. Вне обращения к ней интерпретация целого ряда тем, мотивов, образов теряет важнейшие обертоны смысла.
«Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...»
это знаменитое четверостишие Тютчева, опубликованное лишь в 1903 г. и неизвестное Достоевскому, тем не менее как нельзя лучше отражает взаимосвязь художественных миров писателя и поэта. Оно же перекидывает мостик и к области историософской, где Достоевский и Тютчев также удивительно близки: отрицание духовных основ секулярной цивилизации с ее «языческой» «идеей всемирного владычества», стремящейся утвердить царство «ветхого человека»; мысль об особом, религиозном пути России, устрояющей общественную и государственную жизнь на Христовых, евангельских началах; мечта о высшем, соборном типе единства, который призваны явить в своей исторической жизни славяно-православные народы
Тема «Достоевский и Тютчев»— не только историко-литературная, она выводит исследователя и к смежным областям гуманитарного знания, с новых точек зрения освещая вопрос о генезисе русской философской мысли, о взаимосвязи основных тем религиозно-философского ренессанса конца XIX — начала XX вв. с проблематикой русской классической литературы. «Русская философия <...> больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории»,— писал В.В.Зеньковский1. Две эти темы-— антропологическая и историософская — стали мировоззренческим стержнем религиозной философии рубежа веков: ими одушевлена и «Философия общего дела» Н.Ф.Федорова, и концепция богочеловечества В.С.Соловьева, и «Философия хозяйства» С.Н.Булгакова, и философия творчества Н.А.Бердяева. Но вызревали они в России гораздо раньше и отнюдь не в жанрах сугубо философских. Вопросы о «человеке, его смертности и бессмертии», о вере и знании, о целях и границах творчества, о задаче истории и путях прогресса решались в эстетике и литературной критике (Н.И.Надеждин, В.Н.Майков, В.Г.Белинский, А.А.Григорьев, Н.Н.Страхов, Н.К.Михайловский), публицистике (П.Я.Чаадаев, И.В.Киреевский, А.С.Хомяков, К.С. и И.С.Аксаковы), исторической науке (Т.Н.Грановский, М.П.Погодин, Н.И.Кареев и др.). Особым же
1 Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1.4. 1. Л., 1991. С. 16.
по польскому, римскому, славянскому вопросам) прямо восходил ко взглядам Тютчева; через некоторые передовицы «Московских ведомостей» 1863-1866 гг., написанные М.Н.Катковым и А.И.Георгиевским. Впрочем, об этом пойдет отдельный разговор в третьей части книги.
0 личных встречах Достоевского с Тютчевым мы практически ничего не знаем. Документально известно лишь об одной встрече писателя и поэта (предположительно она может быть отнесена к 1866 г.1), во время которой Тютчев отозвался о романе «Преступление и наказание», поставив его выше «Отверженных» Виктора Гюго. Достоевский не раз вспоминал этот, очевидно, дорогой ему отзыв. «“Les Misérables” я очень люблю сам,— писал он 17 апреля 1877 г. С.Е.Лурье.— Они вышли в то время, когда вышло мое “Преступление и наказание” (то есть они появились 2 года раньше). Покойник Ф.И.Тютчев, наш великий поэт, и многие тогда находили, что “Преступление и наказание” несравненно выше “Misérables”. Но я спорил со всеми искренно, от всего сердца, в чем уверен и теперь, вопреки общему мнению всех наших знатоков» (29(11); 151-152). А вот письмо к А.Д.Алчевской, написанное годом ранее (9 апреля 1876); «Victor Hugo, которого я высоко ценю как романиста (за что, представьте себе, покойник Ф.Тютчев на меня даже раз рассердился, сказавши, что “Преступление и наказание” (мой роман) выше “Misérables”), <...> дал такие удивительные этюды, которые, не было бы его, так бы и остались совсем неизвестными миру» (29(11); 77-78)2.
Следует внимательно вслушаться в тон Достоевского: «Покойник Ф.И.Тютчев, наш великий поэт», «за что, представьте себе, покойник Ф.Тютчев на меня даже раз рассердился»... Вряд ли в таком стиле можно говорить о лице, которого лично ты едва знал. А выражение «даже раз рассердился» прямо должно указать нам на то, что разговор, во время которого Достоевский услышал столь лестный для него отзыв, был не единичным.
Поэт и писатель могли встречаться у А.Н.Майкова и Н.Н.Страхова, а в 1872 г., когда был основан «Гражданин», вне всякого сомнения, пересекались на средах В.П.Мещерского. Приведем фрагмент воспоминаний последнего о начале издания еженедельника: «Вступил я в этот новый для меня мир далеко не одиноким, а, напротив, окрыленный целым кружком таких существенно цельных и крупных восприемников для будущего детища, что и с этой духовно существенной стороны я мог сметь думать, что Бог не оставлял Своею милостью дело
Восприемниками были К.П.Победоносцев, А.Н.Майков, Ф.М.Достоевский, Ф.И.Тютчев, Н.Н.Страхов, М.О.Коялович, Б.М.Маркевич.
Тогда же основались мои среды. Они назывались литературными. Но вернее их было назвать политическими, ибо главным предметом бесед и споров, главною причиною оживления была политика дня в жизни государств и в жизни печати.
1 См. главу Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев, А.Н. Майков (Идейный диалог).
2 Ср. в записной тетради 1875-1876 гг. в пассаже о Гюго: «Ф.И.Тютчеву, напротив, казалось “Преступление и наказание” выше. Я горячо защищал свое мнение» (24; 119).