Наполеоновская фабула в произведениях Ф.М. Достоевского : от "Двойника" до "Преступления и наказания"

• Автор: Жукова, Юлия Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Уфа
• Количество страниц: 179 с.

Глава 1. Наполеоновская фабула и типология героев-идеологов

в ранних произведениях Ф.М. Достоевского

§1. «Двойник»

§2. «ГосподинПрохарчин»

§3. «Дядюшкин сон»

Глава 2. Наполеоновская фабула и ее мотивы в произведениях

Ф.М. Достоевского начала 1860-х годов

§1. «Униженные и оскорбленные»

§2. «Записки из Мертвого дома»

§3. «Записки из подполья»

Глава 3. Наполеоновская фабула в романе Ф.М. Достоевского

«Преступление и наказание»
Заключение
Список использованной литературы

Проблематика предлагаемого исследования имеет отношение к теории и истории фабулистики и сюжетосложения. В отечественной науке сложилось определенное представление о фабульном репертуаре русской литературы. Он описан, прежде всего, Р.Г. Назировым в монографии «Творческие принципы Ф.М. Достоевского» (Саратов, 1982) и статьях разных лет: «Трагедийное начало в романе Ф.М. Достоевского “Униженные и оскорбленные”» (1965), «Петербургская легенда и литературная традиция»
(1975), «Реминисценция и парафраза в “Преступлении и наказании”»
(1976), «Фабула о мудрости безумца в русской литературе» (1980), «Автономия литературного героя» (1982), «Специфика художественного мифотворчества Ф.М. Достоевского: Сравнительно-исторический подход» (1999) и др. Полнее всего его концепция представлена в автореферате диссертации в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук «Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул» (Уфа, 1995). В нем содержатся качественно новые определения категорий сюжета и фабулы; названы основные способы их трансформации; типологически описаны пять фабул A.C. Пушкина и пять фабул Н.В. Гоголя, составляющие событийное «ядро» русской литературы.
В число пушкинских вошла и фабула о трагедии узурпатора. Она особенно привлекла наше внимание, так как ее содержание может определяться отношением того или иного автора к Наполеону Бонапарту и наполеоновскому мифу. Не случайно и Р.Г. Назиров объяснил некоторые фабульные ситуации важными фактами наполеоновской истории. Продолжив изыскания по теме «A.C. Пушкин и Наполеон», он претворил в жизнь за-

вещание Б.Г. Реизова, который считал тему и образ Наполеона достойными внимания будущих исследователей1. Поэтому и наша работа имеет интегративный характер: она включает не только теоретико-литературный, но и историко-культурологический аспект.
Тем не менее, представляется спорным вывод Р.Г. Назирова о том, что «из рассмотренных пяти пушкинских фабул только трагедия узурпатора не прошла через гоголевскую трансформацию»2. Хотя обращение Н.В. Гоголя к наполеоновской проблематике, действительно, носит лапидарный характер, нельзя не учитывать его, например, в поэме «Мертвые души». На наш взгляд, гоголевский вариант фабулы наравне с пушкинским повлиял на содержательный и структурный планы некоторых произведений Ф.М. Достоевского. Это заметно уже в одной из самых ранних повестей - в «Господине Прохарчине».
Безусловно, Ф.М. Достоевский - в высшей степени самобытный, гениальный писатель, но и он считается преемником пушкинских и гоголевских литературных традиций. Известно немало работ отечественных и зарубежных авторов, посвященных сравнительному анализу его художественных текстов и произведений других классиков. Труды Р.Г. Назирова естественным образом продолжают этот ряд. В характеристике пушкинской фабулы о трагедии узурпатора ученый не просто констатировал ее трансформацию, например, в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», а концептуально описал ее новый вариант.
И все же необходимой представляется конкретизация данной фабулы. Наименование, предложенное Р.Г. Назировым («фабула о трагедии узурпатора»), передает ее типологический характер. Наполеоновская фабула в содержательном отношении уже и, следовательно, может считаться
1 Реизов Б.Г. Пушкин и Наполеон // Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур: Сборник статей. - Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1970.-С. 65.
2 Назиров Р.Г Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул: Автореф. дисс. на соискание ученой степ. д.ф.н. - Уфа: Изд-во БашГУ, 1995. - С. 27.

вич, млад-голубчик, согрей его душеньку...» не имел даже того, чем «подчас своего белого тельца прикрыть» (1: 242).
На первый взгляд, этот образ ничто не соединяет с образом французского императора, и здесь, действительно, «у Наполеона <...> особая функция, сродни той, которой в следующем столетии бытовое сознание наделило имя Пушкина. У М. Булгакова в “Мастере и Маргарите”: “Ника-нор Иванович... совершенно не знал произведений поэта Пушкина, но самого его знал прекрасно и ежедневно по нескольку раз в день произносил фразы вроде: А за квартиру Пушкин платить будет?")>' (курсив мой. -ЮЖ.).
На наш взгляд, можно было ограничиться таким объяснением, если бы «Господин Прохарчин» был последним произведением у Ф.М. Достоевского, в котором упоминается имя исторического лица. Тогда возникает вопрос: почему же «умный и начитанный» Марк Иванович сравнивает своего соседа с французским императором?
Герой повести может быть соотнесен с Наполеоном, прежде всего, психологически, как отмечают, например, И.Л. Волгин и М.М. Наринский. Конечно, Бонапарт был далеко не робкого десятка - и в этом главное отличие сопоставляемых фигур. Тем не менее, «беспредельное презрение Наполеона к людям» сопрягается с такими поведенческими особенностями Прохарчина, как «не умел уживаться с людьми... потому, что был сам во всем виноват» (1: 241), «всем этим людям [жильцам]... был как будто не товарищ» (1: 241), делал что-то «не боясь стыда и людских пересудов, собственно для удовлетворения своих странных прихотей» (1: 242), «не мог потерпеть, несмотря даже на самые приятные отношения товарищества, чтоб кто-нибудь, не спросясь, совал любопытный нос к нему в угол» (1: 242), «советников не любил никаких, выскочек тоже не жаловал» (1: 242),
1 Волгин ИЛ., Наринский М.М. «Развенчанная тень»: Диалог о Достоевском, Наполеоне и наполеоновском мифе // Метаморфозы Европы: Сб. статей. - М.: «Наука», 1993. - С. 133.