Ф.М. Достоевский в художественном сознании русских писателей 20-х годов XX века : В. Зазубрин, В. Ропшин

• Автор: Дибирова, Айшат Давудовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 152 с.

ГЛАВА 1. Герой и его идея в произведениях В.Ропшина и В.3азубрина

1.1. Образ героя-идеолога в повестях В.Зазубрина и В.Ропшина

1.2. Способы раскрытия и опровержения идеи в повести «Щепка» и

рассказе «Бледная правда»

1.2.1. Погружение теории в жизнь как способ ее испытания

1.2.2. Отражение теории Срубова в его сне и видениях

1.2.3. Специфика зрительного восприятия в повести В.Я.Зазубрина

1.2.4. Оправдание революции в рассказе В.Я.Зазубрина «Бледная правда»

1.3. Испытание идеи в повести «Конь вороной»

ГЛАВА 2. Концепция вседозволенности в повестях «Щепка» и «Конь вороной»

2.1. Образ Смердякова и формула «все позволено» в произведениях ВЛ.Зазубрина и В.Ропшина
2.2. Двойники в системе персонажей повести «Щепка»
2.3. «Путь к Смердякову» в повести «Конь вороной»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

Предметом нашего исследования является творчество советского писателя В.Я. Зазубрина и представителя литературы русского зарубежья В.Ропшина — людей с совершенно разными взглядами, как политическими, так и эстетическими. При всем том оба они являются наследниками классической русской литературы. Их объединяет не только эпоха, но и то, что эти писатели в осмыслении современной им действительности обращаются к идеям одного и того же великого предшественника — Ф.М.Достоевского. Почему именно этот художник и философ вызывает интерес писателей начала века? Как пишет один из исследователей, только в отдельных случаях обращение писателей 1920-х годов к опыту Ф.М.Достоевского носило характер осознанного восприятия его традиции: «Подавляющее же большинство начинавших тогда романистов претворяли, “отражали” идейные мотивы и художественные принципы этого писателя опосредованно, приходя к Достоевскому разными путями сложных художественных исканий, порой очень далеких даже от русской классической традиции в целом» [Шеншин, 1988, с. 22-23]. В случае с В.Я.Зазубриным и В.Ропшиным мы имеем дело именно с сознательным применением художественных открытий Ф.М.Достоевского: в настоящей работе
представлены тому доказательства.
20-е годы XX века представляют особый интерес в аспекте вопроса о традициях русской классической литературы. На этот период приходится формирование общественного сознания новой, революционной эпохи, сопровождавшееся острой идеологической борьбой, переосмыслением ценностных ориентиров и попыткой создания новой системы ценностей. В 20-е годы продолжается и начавшееся в 1917 году разделение русской литературы на две ветви — эмигрантскую и советскую, для каждой из которых проблема классической традиции приобретает первостепенное значение, хотя и решается в соответствии с собственными идеологическими установками.

Формирующейся советской литературе приходилось с позиций нового времени пересматривать идейно-эстетические принципы литературы предшествующего периода, чтобы определить их приемлемость для революционной культуры. Без опоры на классику советская литература обойтись не могла даже при всей декларируемой новизне, самостоятельности и оригинальности, но перенимать духовный опыт классической литературы следовало с осторожностью: не всякое проповедуемое ею требование считалось достойным продолжения. Необходимость определиться по отношению к литературному наследию прошлого превращала вопрос о преемственности литературного процесса в предмет острых дискуссий.
Иначе рассматривался этот вопрос писателями русского зарубежья. Преемственность традиций воспринималась эмигрантами как нечто само собой разумеющееся и не вызывающее сомнений. Традиционность и эстетический консерватизм, вызванный во многом отрывом от родной почвы, создавали ощущение неразрывности единой русской литературы. Для эмигрантов проблема выбора приемлемых образцов для подражания не стояла столь напряженно. Духовные ценности, провозглашаемые литературными классиками, почти целиком принимались ими.
Пожалуй, ничье творчество в начале века не подвергалось столь существенному пересмотру и не вызывало столь ожесточенной полемики, как творчество Ф.М.Достоевского1. Как пишет Ю.К. Герасимов, «Судьба духовного наследия Достоевского в начале XX в. в России отмечена подлинным драматизмом. Хотя и в предшествующем, и в наступившем веке попыток ниспровержения литературных кумиров, развенчания непререкаемых авторитетов, ревизий эстетических и гражданских репутаций было немало
1 Интерес к наследию Ф.М.Достоевского обострялся тем фактом, что в 1921 году отмечались столетний юбилей писателя и сорокалетие его смерти. Это обстоятельство вызвало много высказываний и выступлений, в которых освещались многие новые связи его творчества с современностью.

это жизнь»). Вспомним, к примеру, что утром, возвращаясь из здания Губчека, они чувствуют себя как «люди, сделавшие большую, трудную, но важную и полезную работу». Они воздвигают «здание человеческого счастья» (как выразился отец Срубова). Однако в повести мы видим только одно проявление гуманности советской власти: освобождение ста двадцати арестованных крестьян. Но гуманность поступка снижается тем, как описывается это освобождение. Во-первых, само освобождение выглядит явно не характерным, неожиданным как для читателя, который после слов о «дрожи коленок, тряске рук, щелканье зубов» арестованных снова ожидает картин расстрелов, так и для самих крестьян, до последнего момента не верящих, что их отпустят. Да и по поведению чекистов видно, что это крайне редкий случай в их практике. Как отмечает автор, неподдельная радость чекистов - нечто невиданное для белого трехэтажного дома, более привычного к зрелищу казней. Во-вторых, в описываемой сцене толпа арестованных сравнивается с укрощенным зверем, как и в сценах расстрелов.
В связи с этой сценой следует отметить, что в ней присутствует еще один знак, указывающий на восприятие В.Зазубриным традиции Ф.Достоевского: впервые суровые палачи веселятся как дети. Детскость в героях Ф.Достоевского - признак душевной чистоты, открытости, она сопутствует чувству внутренней правды. То, что чувство детского веселья возникает при возможности избежать выполнения «работы», - тоже показатель авторского отношения к долгу, не соответствующему велению сердца.
1.2.2. Отражение теории Срубова в его сне и видениях
В.Я. Зазубрин, вслед за Ф.Достоевским, переносит основной конфликт произведения в сферу сознания героя. Так как носителем идеи революционного завода является Срубов, то внимание автора приковано к его внутреннему