Стих П.П. Ершова

• Автор: Кушнир, Артем Иванович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 176 с. : ил.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. К проблеме стиховедческого самосознания русского поэта (на материале публичной и частной переписки русских литераторов 1820-1830-х годов)
Глава II. Рифма сказки «Конёк-Горбунок» в сопоставлении с рифмой пушкинских сказок («Сказка о царе Салтане...», «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях...»)

§2.1. Рифма первой цензурной редакции «Конька-Горбунка»

§ 2.2. Рифма канонического текста «Конька-Горбунка»

§ 2.3. Сравнительная характеристика рифмы «Конька-Горбунка» и пушкинских сказок («Сказка о царе Салтане...», «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях...»)
Глава III. “Конёк-Горбунок” и пушкинские сказки (“Сказка о царе Салтане...”, “Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях...”): ритмика и архитектоника стиха

§3.1. Ритмика и архитектоника стиха первой цензурной редакции «Конька-Горбунка»

§ 3.2. Ритмика и архитектоника стиха канонического текста «Конька-Горбунка»: общая характеристика
§ 3.3. Ритм «Конька-Горбунка» П. П. Ершова и хореических сказок А. С. Пушкина («Сказка о царе Салтане...», «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях...»): сравнительная характеристика

Глава IV. Метрические эксперименты Ершова до сказки «Конёк-Горбунок» и четырёхстопный хорей в его наследии
§4.1. Метрические эксперименты в ранних стихотворениях П. П. Ершова с
§ 4.2. Четырёхстопный хорей в творчестве П. П. Ершова
Глава V. Стих «Сузге» и нехореических поэтических текстов Ершова
§ 5.1. Стих нехореических текстов П. П. Ершова
§ 5.2. Юмористическая поэзия П. П. Ершова
§5.3. Стих «сибирского предания» «Сузге» П. П. Ершова
Заключение
Список литературы

Введение
Актуальность данного исследования обусловлена практической неизученностыо стиха П. П. Ершова. Исследователи обращали внимание прежде всего на языковые компоненты текста, на поиск фольклорных основ «Конька-Горбунка» и установление связей сказки Ершова с творчеством А. С. Пушкина. Остальной корпус стихотворных текстов Ершова рассматривался в контексте жанрово-тематических стандартов русской поэзии первой половины XIX века. Закреплённая научной традицией проблематика не способствовала изучению стиха Ершова и прояснению, например, вопроса о возможных влияниях на автора поэзии XVIII — начала XIX вв. Однако, подчеркнём, практически все современники поэта отмечали особую качественность его стиха, значительно расходясь в оценках иных компонентов творчества.
Гипотеза работы исходит из взгляда на Ершова как оригинального и самостоятельного поэта послепушкинского поколения, уже в раннем творчестве обнаружившего высокую стихотворную культуру, на основе которой и стал возможен его «Конёк-Горбунок». Общенациональный литературный успех «Конька-Горбунка» был следствием существовавшего у Ершова системного представления о русском стихе и путях его развития.
Что касается Ершова-стихотворца, то специалисты в своих характеристиках ограничиваются формулировкой общей позиции. Собственно стиховедческая аргументация здесь опускается, хотя характеристики явно не одноплановы, различны и полемичны. Например, В. Н. Евсеев утверждает, что «стиховая форма» канонического текста «Конька-Горбунка» «приближена к народному, отчасти раёшному (говорному) лапидарному стиху — с его парной рифмовкой, с небольшим количеством слогов в этой ритмической единице народно-стиховой речи» [Евсеев 2004: 123]. Авторы же семинария о Ершове рассматривают «стихотворную форму» сказки как знак её «литературности» и общности с творчеством Пушкина-сказочника [Калинина, Лукошкова 2005:

дактилями, которые падают сверху вниз, даром что их количество слогов не состоит в возвышении и понижении голоса, то есть в различии тона, но в протяжении и сокращении оного, то есть в медленном и скором произношении: ибо сия их долгота и краткость, меряющаяся временем, всячески не могла быть без возвышения и унижения голоса, инако бы во всяком их стихе была токмо монотония, которой и в прозе, то есть не в пиитической речи, быть непристойно, хотя в ней и нет пения, а они стихи свои произношением пели, то есть был у них в них некоторый род музыки, но в музыке монотонии, то есть одному звону голоса нет места, и быть ей там без различия голоса, по крайней мере двустепенного, странно. А понеже не анапесты, но дактили употреблены от сих великих стихотворцев, того ради или каждая стопа ни благородна ни нежна собою, или всякая и благородна и нежна совокупно» [Тредиаковский 1963: 422-423]. Конечно, Тредиаковский подходит к античной квантитативной метрике с силлабо-тонических позиций, однако важным моментом в его рассуждении оказывается признание того, каких-либо заложенных изначально «природных» различий между двумя формальными элементами быть не может - всё это скорее результат исторических наслоений. В XVIII веке ямб и хорей уже были самыми распространёнными «стопами» в русской поэзии. При этом теоретико-литературное мышление XVIII века предполагало чёткую оппозицию «высокого» и «низкого», стратиграфически прописанную систему корреляции между конкретными формальными элементами и «настроением», содержательной характеристикой текста. Видимо, Тредиаковский был против того «фонетического» подхода к содержательному толкованию метра, которого придерживались Сумароков и Ломоносов. Тут в споре возникает категория содержания — Тредиаковский подходит к ней через полную абстракцию от культурно осложнённого размера к мёртвой схеме: «К тому ж, как
восхождение, или вознесение, в иамбе не непрерывное, но токмо вскок смешенный с скоком, так в хорее нисхождение, или ниспадение, не всё продолжающееся, но также скок смешенный с вскоком» [Тредиаковский 1963: 423]. Вывод Тредиаковского закономерен: «Итак, наконец, обе сии стопы по