Риторический текст в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголя

• Автор: Черниговская, Мария Семеновна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Улан-Удэ
• Количество страниц: 175 с. : ил.

Оглавление
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I РИТОРИКА КАК КУЛЬТУРНЫЙ КОД
1Л. Риторика в «гоголевский период» развития русской
литературы
1.2. Современные концепции риторики и риторический
текст
ГЛАВА II КЛАССИЧЕСКАЯ РИТОРИКА И ЕЕ ФУНКЦИИ В «ПЕТЕРБУРГСКИХ ПОВЕСТЯХ» Н.В. ГОГОЛЯ
2.1. Русский риторический идеал и его художественное воплощение Е петербургском цикле Н.В. Гоголя
2.2. Риторическая коммуникативная традиция и образ читателя в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя
ГЛАВА III ПРЕОДОЛЕНИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ РИТОРИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ ПЕТЕРБУРГСКОГО ЦИКЛА Н.В. ГОГОЛЯ
3.1. Изменение функции топов
3.2. Трансформация роли тропов в петербургском цикле
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
Введение
«Петербургские повести» Н.В. Гоголя активно и многосторонне исследуются учеными на протяжении всего времени своего существования. Творческая концепция писателя, стиль и язык художественных произведений стали предметом рассмотрения в работах А. Белого, Г.А. Гуковского, В.В. Виноградова, Б.М. Эйхенбаума, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, С.Г. Бочарова, С.Н. Машинского, Г.П. Макогоненко, В.М. Марковича, В.Ш. Кривоноса и др.

Творчество Н.В. Гоголя сразу вызывало интерес как у читающей публики, так и у критиков, литературоведов. Одним из первых отметил популярность писателя В.Г. Белинский, указавший, что «Гоголь пользуется в Петербурге исключительною и ... самою завидною, самою великою славою: чем больше его бранят, тем больше его читают» [29. С. 168].
Повести, составившие петербургский цикл, в целом получили одобрительную оценку современников писателя. Хотя некоторыми критиками они не воспринимались как серьезные. Так, Е.М. Засторожнова приводит следующую рецензию на сборник «Арабески» Н.В. Гоголя, напечатанную в журнале «Библиотека для чтения»: «Некоторые из страниц его в шуточном роде непритворно смешны, и развеселят самого угрюмого человека... «Клочки из записок сумасшедшего» отличаются теми же достоинствами, и были бы еще лучше, если б соединялись какою-нибудь идеей» [84. С. 18]. Сказывался сформированный «Вечерами на хуторе близ Диканьки» «горизонт ожидания» читателей.
Наиболее полно и подробно «Петербургские повести» впервые были проанализированы в работах В.Г. Белинского и А. Григорьева. Известно, что В.Г. Белинский высоко оценил творчество Гоголя уже в первой статье 1835 года «О русской повести и повестях г. Гоголя («Арабески» и «Миргород»)». По мнению критика, Гоголь, который «еще только начал свое поприще», «в настоящее время является главою литературы, главою поэтов;
он становится на место, оставленное Пушкиным» [31. Т.1. - С. 183]. Так начинается «гоголевский период» русской литературы.
В статье 1835 года В.Г. Белинский подробно анализирует три повести, вошедшие в последствии в петербургский цикл: «Невский проспект», «Портрет» и «Записки сумасшедшего».
«Уродливый гротеск» [31. Т.1. - С. 174] - так определил критик жанровое своеобразие повести «Записки сумасшедшего». По мнению В.Г. Белинского, в этой повести «такая бездна поэзии, такая бездна

философии», что по глубине изображения и воздействия на читателя она достойна кисти Шекспира: «вы еще смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред смешит и возбуждает сострадание».
Анализируя «Невский проспект», В.Г. Белинский отмечает прежде всего способность Н.В. Гоголя изобразить истинно и глубоко «две полярные стороны одной и той же жизни, это высокое и смешное о бок друг другу» [31. Т.1. — С. 178]. Критик подробно рассматривает причины гибели Пискарева, восхищается талантом писателя в создании образов Шиллера и Пирогова. Высокую оценку Белинского получает способ построения повести — по принципу контраста. Контраст, по его мнению, усиливает звучание трагического несоответствия наивных грез и реальной действительности, а также воздействие повести на читателя: «И какое действие производит этот контраст! Пискарев и Пирогов, один в могиле, другой доволен и счастлив, даже после неудачного волокитства и ужасных побоев!..» [31. Т.1. — С. 180].
Иную оценку в критике В.Г. Белинского получает повесть «Портрет». Критик неодобрительно отзывается о первой редакции повести, указывая на противоречия между ее первой частью, выдержанной в реалистическом духе, и второй, наполненной религиозно-мистическими мотивами.
По его мнению, Н.В. Гоголю совершенно не удается фантастическое вс второй части повести, названной Белинским «явной приделкой». Вторая часть.

Переиздание популярных в России учебников Н.Ф. Кошанского также вызывает неодобрительные отзывы. В.Г. Белинский, назвавший, как известно, риторику «вздорной» наукой и «вредным знанием», отзывается уничтожительной рецензией почти на каждое переиздание учебников: «Удивительная наука - эта риторика г. Кошанского! Человек, например, ограничен от природы, или просто глуп, ничему не учился, ни о чем не думал, и между тем хочет быть сочинителем: вы думаете, не быть ему сочинителем, нельзя ему быть сочинителем? Ошибаетесь: ему стоит только выучить наизусть риторику Кошанского — и он будет знатным сочинителем!» [30. С. 128].
Так формируется новый «горизонт ожидания» читателей, и риторика оказывается окончательно вытесненной из круга филологических дисциплин, растворившись со временем в обучении письменным сочинениям и стилистике.
Постепенно риторика становится и объектом пародии. Так, в поэме
Н.В. Гоголя «Мертвые души» Чичиков обращается с речью к Собакевичу («Я хотел бы поговорить с вами об одном дельце»): «Чичиков начал как-то отдаленно, коснулся вообще русского государства и отозвался с большой похвалою об его пространстве, сказал, что даже самая древняя римская монархия не была так велика, и иностранцы справедливо удивляются...». Анализируя данный пример, Е.И. Целикова указывает на соответствие построения речи Чичикова риторическому канону, который при этом становится объектом пародии: «...подбираясь к «дельцу», герой-мошенник начинает с «приступа». Затем «нечувствительным образом» переходит к основной части, в которой дается объяснение самому «дельцу». Ее «высокий» стиль, «фигуры слова» странно не соответствуют низменности «дельца», лицу, к которому обращена речь («Собакевич все слушал, наклонивши голову»), и в целом задают ироническую тональность, охватывающую почти весь текст. Этот пример помогает убедиться и в том, что риторика, отражающая центральные для литературы предшествующих