Мотив одиночества в лирике М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой

• Автор: Ситдикова, Гузель Фидарисовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Стерлитамак
• Количество страниц: 191 с.

Глава 1. Значимость мотива одиночества в лирике М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой

1.1 Специфика функционирования лирического мотива

1.2 Парадигматический аспект мотива одиночества

1.3 Одиночество героев М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой в свете романтической эстетики
Глава 2. Странник и дом: к типологии образных реализаций мотива одиночества в лирике М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой

2.1 Динамика развертывания образа поэта-странника

2.2 Дом как организующий центр мира: эволюция образа

Глава 3. Мир сей и мир тот в парадигме мотива одиночества в лирике М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой

3.1 Мотив одиночества в структуре образа сна

3.2 «Взрывная» модель мира: к вопросу о демонизме в лирике

М.Ю.Лермонтова и М.И. Цветаевой

3.3 Координаты промежутка в поэтической онтологии М.Ю. Лермонтова и М.И. Цветаевой (пространство и время, жизнь и смерть)
Заключение
Список использованных источников и литература
Универсальные мотивы, берущие начало из архетипических представлений, встречаются в художественных текстах в великом разнообразии. Интересно находить точки соприкосновения творческих систем разных авторов через анализ подобных мотивов. Это позволяет говорить о диалогичности искусства и семантической неисчерпаемости индивидуального художественного произведения. К таким мотивам, определяющим путь поиска авторской идентификации, можно отнести мотив одиночества. Наиболее ярко, самобытно и вместе с тем удивительно созвучно историко-литературной эпохе своего времени мотив одиночества воплощен в лирике М. Ю. Лермонтова и М. И. Цветаевой.
Для чуткого читателя несомненна близость наследия М.И.Цветаевой художественной системе М.ЮЛермонтова. Наверняка не случайно современный поэт Андрей Вознесенский вспомнил об этих художниках слова в пределах одного катрена:
... Скрымтымным - это не силлабика.
Лермонтов поэтому непереводим.
Вьюга безликая пела в Елабуте1.
Что ей померещилось? - скрымтымным
[5; 149]
Не станем вдаваться в подробный анализ «Зауральской пляски» Вознесенского, лишь отметим то общее, что роднит Лермонтова с Цветаевой в пространстве процитированной строфы. Скрымтымным - слово, звучавшее в каждом двустишии этого лирического произведения, всякий раз возрождается в стихе с обновленным смыслом и принципиально1 новым отношением к художественной действительности. Именно скрымтымным и является, на наш взгляд, для Вознесенского мостиком, соединяющим картины мира Цветаевой и Лермонтова на основе какого-то мистического
1 Существует вариант третьего стиха («Лучшая Марина зарыта в Елабуге»), прямо указывающий на связь двух поэтов в сознании Вознесенского. Не касаясь проблемы авторского замысла, заметим, что строка «Вьюга безликая пела в Елабуге», на наш взгляд, является более предпочтительной по своей смыслонагруженности.

начала. Стихийное, универсальное, природное, сумеречное — именно таким нам открывается значение этого окказионализма. Смысловой рубеж скрымтымным образует становящееся пространство промежутка, подчиненного стихийным силам взрыва в картинах мира Лермонтова и Цветаевой. Общность этих поэтических вселенных базируется, полагаем, на сходном понимании художниками слова феномена одиночества.
Литературные дебюты М'. Лермонтова и М. Цветаевой, на наш взгляд, обладают сходным структурным принципом - «дневниковостью». Первые сборники Цветаевой («Вечерний альбом», 1910; «Волшебный фонарь» 1912) продемонстрировали читателю сознательный отказ автора от принципа избирательности стихотворений. Первый сборник включил в себя 111 лирических произведений, второй — 128. Юная Цветаева, посвятив
«Вечерний альбом» «блестящей памяти Марии Башкирцевой», «Дневником» которой на рубеже XIX- XX веков зачитывалось огромное число людей, обозначила тем самым свою литературную позицию — представить как можно полнее свой внутренний мир2. Второй сборник по существу дополнил предыдущую книгу, восстановил выпавшие звенья, из прежней публикации «дневника» [257; 15 — 25].
Однако если Цветаева открыто декларировала свою установку на «дневниковость» («Все это было. Мои стихи - дневник, моя поэзия — поэзия собственных имен <...>» [V, 1; 230]3), то Лермонтов прямо не обозначил своей позиции по этому поводу. Но анализ раннего творчества поэта позволяет говорить о «дневниковом» принципе изложения материала.
В эпоху сентиментализма и романтизма возникла эстетическая потребность целостного изображения внутреннего мира человека, что отразилось в появлении огромного количества искренних, личностно
1 Здесь >1 далее наиболее значимые для нашей работы слова и словосочетания выделяются курсивом. Курсив или выделение шрифтом чужой речи (цитаты из художественных произведений, статей, исследовательских работ и др.), кроме особо оговоренных случаев, принадлежат авторам.
1 Многие критики (Брюсов, Гумилев, Волошин) подчеркивали в своих рецензиях интимность, «дневниковость» цветаевских стихов.
3 Тексты М. Цветаевой цитируются по изданию: Цветаева М. И. Собрание сочинений: В 7 т. - М.: ТЕРРА, Книжная лавка — РТР, 1997 — 1998 с указанием тома, книги и страницы в скобках.

возможностях любить их сразу. Кроме того, не забудем, что именно лорд Байрон и Генрих Гейне являлись любимыми авторами юного Лермонтова.
Для Лермонтова тоже свойственно деление людей на поэтов и непоэтов. Скажем, при характеристике Грушницкого и людей его типа автор устами Печорина восклицает: «В их душе часто много добрых свойств, но ни грош поэзии», в Вернере, напротив, подчеркивается поэтичность натуры: «он скептик и матерьалист, как все почти медики, а вместе с этим поэт, и не на шутку, — поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов» [IV; 238, 242].
Анализируя суждения* Цветаевой относительно стихотворений Лермонтова, мы понимаем, что Цветаева хорошо-знала творчество своего предшественника. Более того, в 1939 году она переводит на французский-язык для «Ревю де Моску» стихотворения Лермонтова: «Предсказание», «Опять народные витии...», «Нет, я не Байрон...». И без всякого заказа «для себя (и для Лермонтова!)» переводит «Сон» («В полдневный жар...»), «Выхожу один я на дорогу...», «Прощай, немытая Россия...», «Любовь мертвеца», «И скучно и грустно...», «На смерть Пушкина» (так она назвала стихотворение «Смерть поэта»). По замечанию А. Саакянц, великий поэт был ее собеседником, и Цветаева, порой переосмыслив на свой лад его стихи, еще больше приближала его к себе [214; 739].
Принимая во внимание реплику поэта, высказанную в статье «Искусство при свете совести», «услышать, для поэта - уже ответить» [V, 2; 45], предполагаем, что в своем творчестве Цветаева вела интенсивный диалог с Лермонтовым. Это был диалог не в привычном смысле этого слова, участники которого должны непременно обмениваться репликами, это был диалог внутри единого пространства, образуемого интертекстуальными смыслами различных творческих систем, коими являются картины миры Лермонтова и Цветаевой. Одной из базовых универсалий, обеспечивающих поэтическое со-гласие двух художников слова, становится феномен одиночества.