Стихия воды в лирике А.С. Пушкина

• Автор: Дмитриева, Ульяна Михайловна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Новосибирск
• Количество страниц: 175 с.

Оглавление
Введение

Глава I. Волна и камень

1.1.Водная стихия в поэзии предшественников Пушкина

1.1.1.Риторика воды в классицизме (М.В. Ломоносов,

Г.Р. Державин)

1.1.2.Вода в элегическом пейзаже души (В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков)

1.1.3. Обзор водных мотивов в лирике Пушкина

1,2.3ооморфность стесненной воды

1.3.Мнемотическая вода фонтанов

1.4.Вода и вино в «поэтическом бокале» Пушкина

Глава II. «И корабль плывет»
2.1.Встреча с морем: элегический сюжет плавания
2.2.Неосуществленный сюжет морского плавания
2.3.Стихия творчества
Заключение
Библиография
Источники

Введение
Символизм и мифологемы стихий все чаще становятся центром внимания современной гуманитарной науки. Авторы словарей и обзорных очерков выделяют семантические «константы» в осмыслении культурой той или иной стихии [Словарь библейского богословия-1990; Керлот-1994; Элиаде-1994; Степанов-1997; Ханзен-Лёве-2003; О’Коннелл, Эйри-2007]. В мифологических представлениях вода выступает «одной из фундаментальных стихий, первоначалом, исходным состоянием всего сущего, эквивалентом первобытного хаоса» [Мифология-1998, 661]. Как и остальные космические стихии, вода амбивалентна: она сочетает
животворящую и губительную функции, участвует в циклах порождения и уничтожения [Степанов-1997, 190-208]. Водная стихия появляется в космогонических и эсхатологических мифах: мир возникает из воды и гибнет в потопе. Символика потопа связана с гибелью и возрождением: воды «как орудие гнева <...> поглощают искаженное, разрушившее свою связь с Божественными принципами творение» [Энциклопедия-2004, 391].
Тесная связь водной стихии с процессами творчества отражается в философии, фольклорной традиции и символизме. В античной философии космогонические представления Фалеса Милетского основывались на том, что «все происходит из воды». Часто в этом видят физическую подоплеку [Чехак-1991, 74 - 75], хотя «всеобщность воды Фалеса не есть чувственная, но сверхчувственная, умозрительная [Трубецкой-2003, 147]. А.Ф. Лосев так комментировал умозаключения философа: «Здесь небывалый полет мысли и фантазии, интуитивное сведение хаоса вещей и предметов, событий и переживаний в одно всеединство, мистическая формула разбросанного и пестрого мира» [Лосев-1993, 103]. Метафорическое водное всеединство Фалеса мистически знаменует образ вечной полноты Бытия в божественной Первовлаге [Лосев-1993, 110]. Кроме этой метафоры, образ текучей воды
воплощает вечное становление в натурфилософии Гераклита Эфесского: «Центральным мотивом его учения был принцип все течет (панта реи) <..> Постоянный ход развития он сравнивал с течением реки, в которую нельзя войти дважды» [Лосев-1993, 81]'.
Фольклор через водные метафоры объясняет словесное творчество. А. Афанасьев, опираясь на народный эпос и речевой материал, описывает индоевропейский миф о живой воде, которая является метафорическим осмыслением животворящего дождя и связывается с представлениями о бессмертном пьянящем напитке. Исследователь приходит к мысли о том, что
«древшя племена, следуя неборимымъ внушешямъ роднаго языка, необходимо должны были - во 1-х) соединить съ беземертнымъ напиткомъ боговъ представление высшей мудрости, провидЬшя и поэтическаго вдохновешя, и во 2-х) на слово чeлoвtчecкoe, поэзпо, музыку и пЬше
перенести поюгпе о могучей, чародЪйной сил Г, которой ничто не въ состоянии противиться» [Афанасьев-1994, 391]. Даром слова наделяются слюна и кровь, и они же согласуются с идеей о вдохновительном напитке,
«надЬляющемъ краснорЪч1емъ и поэтическимъ даромъ» [Афанасьев-1994, 400]. Таким образом, в поэтическом описании грозы А. Афанасьев обнаруживает тесную связь стихии воды с вещим, чародейным словом, его всемогущество переносится и на поэтическое слово: «Какъ вой зимнихъ вьюгъ мертвить и усыпляетъ природу, и какъ оживляютъ=пробуждаютъ ее
звуки весенней грозы, такъ ту же силу получила и чeлoвtчecкaя пЪсня» [Афанасьев-1994, 424 - 425].
1 А.Ф. Лосев, подвергая подробному анализу каждое дошедшее до нас изречение философа, сомневается в принадлежности самому Гераклиту фразы «В одну и ту же реку нельзя войти дважды», но, тем не менее, отмечает: «Нет сомнений, что у Гераклита был образ реки, и нет ничего невероятного в том, что с этим образом он соединял мысли о текучести становлении бытия вообще. Ведь образ реки и учение о всеобщем движении приписывала Гераклиту решительно вся античность» [Лосев-1963, 354 - 355].
Пушкина одного предметного значения, а является как бы колебанием между двумя и многими. Оно многомысленно» [Тынянов-2001, 144 — 147].
Смысловые движения пушкинского слова определяются его «колеблющейся семантикой» [Тынянов-2001, 147], «укороченностью ассоциаций» [Чумаков-1999, 314 — 315] и «контекстуальной
обособленностью» [Григорьева, Иванова-1969, 63]. Пушкинское слово, как бы не описывая воду, дает весь спектр ее обликов через метафору, метонимию, перифразу, превращая ее в образные или мотивные ряды.
Таким образом, полигенетизм пушкинских водных образов делает их многоликими, а в случае наложения одного жанра на другой или смещения жанровой семантики — и многозначными.