Поэтика тетралогии М. Алданова "Мыслитель" : мотивный аспект

• Автор: Кармацких, Нина Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 179 с.

ГЛАВА I. МОТИВНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ТЕТРАЛОГИИ «МЫСЛИТЕЛЬ»

1.1. Мотивы сюжетно-фабульной структуры тетралогии

1.2. Особенности функционирования пространственно-временных мотивов

1.3. Корреляции мотива и героя 53 ГЛАВА II. РОЛЬ МОТИВА В ВЫРАЖЕНИИ

ФИЛОСОФСКИХ И РЕЛИГИОЗНЫХ ВОЗЗРЕНИЙ

М. АЛДАНОВА

2.1. Историософский круг идей «Мыслителя»

2.2. Мотивы масонства

2.3. Оппозиция Notre Dame / София Киевская (ее значение в раскрытии религиозной мысли и художественных особенностей

серии М. Алданова)

ГЛАВА III. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЙ «ПЛАСТ» ТЕТРАЛОГИИ В МОТИВНОМ АСПЕКТЕ

3.1. Феномен книги в тетралогии М. Алданова
3.2. Литературные реминисцентные мотивы «Мыслителя»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Творчество Марка Алданова (М.А. Ландау) (1886—1957) — писателя первой волны русской литературной эмиграции - все чаще становится предметом изучения отечественных и зарубежных литературоведов. Его богатое и до сих пор полностью не опубликованное наследие включает исторические романы, повести, философские сказки, трактаты, очерки, критические эссе, портреты, статьи, мемуарные записки, рецензии. Первая работа М. Алданова (1915 г.), посвященная сопоставительному анализу творчества Л.Н. Толстого и Р. Роллана, была высоко оценена критиками и принесла исследователю широкую известность.
За год до эмиграции, в 1918 г., М. Алданов проявил себя в публицистическом жанре, выразив на страницах своей философско-публицистической книги «Армагеддон» отрицательное отношение к происходящим в России революционным событиям.
Не приняв Октябрьский переворот, в 1919 г. он покинул Россию (жил в Париже, Берлине, Америке, снова во Франции). Сочувствуя своей родине, М. Алданов продолжал работать за рубежом и писал принципиально на русском языке. Первое художественное произведение «Святая Елена, маленький остров» писатель создал в 1921 г. (опубликовано первоначально в «Современных записках», затем отдельные издания вышли в Берлине в 1923, 1926 гг.). Эта историческая повесть, которую многие исследователи по праву именуют романом, описывает последние дни жизни Наполеона. Впоследствии «Святая Елена...», несмотря на более раннее создание, стала завершающей частью тетралогии «Мыслитель» (романы «Девятое Термидора», 1923 г.; «Чертов мост», 1925 г.; «Заговор», 1927 г.). Перу писателя принадлежат также трилогия «Ключ. Бегство. Пещера» (1929— 1935), романы «Истоки» (1942-1946), «Живи как хочешь» (1952), «Самоубийство» (1956-1957) и др.

Российскому читателю творчество М. Алданова «открылось» только в конце 1980-х гг. Основной корпус произведений писателя был опубликован в России благодаря московскому профессору A.A. Чернышеву, который инициировал издания собраний сочинений М. Алданова и откомментировал его тексты.
Возвращенные произведения писателя все больше привлекают внимание исследователей, чему свидетельство - многочисленные научные статьи, диссертации. Это работы Е.И. Бобко, Т.И. Болотовой,
H.H. Горбачевой, Т.И. Дроновой, А.Б. Кдырбаевой, О. Лагашиной, О.В. Матвеевой, A.A. Метелищенкова, Т.Я. Орловой, Н.С. Рыжковой, Е.Г. Трубецковой, Т.Н. Фоминых и др. В контексте литературы русского зарубежья творчество М. Алданова изучали Н.М. Щедрина и В.А. Юдин. Первую в России книгу, в которой были рассмотрены особенности философии истории и поэтики романов М. Алданова, опубликовала И.В. Макрушина (Уфа, 2004). Ею же представлен обширный библиографический обзор критических работ о творчестве писателя.
В целом исследователи разделяют романы М. Алданова на исторические (Н.М. Щедрина) и исторические в сочетании с современной тематикой (И. Захариева). Энергетика исторического романа формируется на документальной основе, на фактических сведениях об исторических лицах, событиях и действиях, колорите воссоздаваемой эпохи (речевых, вещных, бытовых деталях). М. Алданов умело оперировал событиями прошлого, рисуя их в органическом единстве с повседневной жизнью, изображая прошедшее сквозь восприятие частного вымышленного персонажа. В этом видится следование традициям классического исторического романа В. Скотта, И.И. Лажечникова, М.Н. Загоскина, A.C. Пушкина, Г.П. Данилевского, Л.Н. Толстого, H.A. Энгельгардта, А. Франса и др.
Особый интерес для ученых представлял историзм М. Алданова; писатель во многом опирался на толстовское видение истории (Л.Н. Толстого

«мертвенного с остановившимися, выпученными глазами» (Заг., 239) лица Павла также усиливает предчувствие казни.
Зеркало открывает истинные лица придворных. Так, находящийся в опале Безбородко, всеми силами пытается казаться невозмутимым, но в зеркале он видит свое «наклонное отражение расстроенной фигуры» (ЧМ, 335). В Эрмитаже Штааль, не имеющий чинов и званий, теряется на фоне блеска высшего общества, что видно по. амальгаме: «все внимание его (Штааля - Н.К.) было устремлено на то, чтобы не свалиться на необычайно скользком, натертом до пределов возможного, паркете и как-нибудь не войти в одно из предательских, огромных, во всю стену, зеркал, которые только в последнюю минуту неожиданно отражали его собственную фигуру, казавшуюся ему в отраженном виде очень маленькой и затерянной» (ДТ, 82 — 83). Это авторское графическое выделение курсивом слова «войти» подтверждает мысль о реальности существования другого огромного зеркального мира в тетралогии.
Как антитеза политическому придворному Зазеркалью представлен образ Суворова: «Во всех комнатах постоялого двора, по распоряжению Горчакова; были тщательно завешаны зеркала (Суворов не выносил зеркал)» (ЧМ, 474). Эта художественная деталь - явное свидетельство противостояния чести и мужества военачальника светскому придворному блеску. Суворову чужды жеманства зеркального мира.
События российской истории, по мысли автора, являются зеркальным отображением происходящих переворотов в Европе (иначе они не были бы показаны в параллели). В революционном Париже «другой» мир просматривается очень отчетливо, зеркала отражают разруху, разврат, хамство. Пример: «Против окна комнаты, где стоял Пьер Ламор,
происходило, по-видимому, что-то веселое. Там было устроено главное развлечение Елисейского сада, панорама из расставленных искусно огромных зеркал, принадлежавших в свое время маркизе Помпадур <...> как только в первом этаже дворца из раздвинутой портьеры сверкнуло ярко