Ф.М. Достоевский в художественном восприятии Ф.Н. Горенштейна

• Автор: Чудова, Ольга Игоревна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Пермь
• Количество страниц: 190 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение

Глава I. Герой-идеолог Достоевского в восприятии Горенштейна

1.1. Тип подпольного человека в романе «Место»

1.2. Современные «бесы» в романе «Место»

1.3. Герой-идеолог в малой прозе Гореннггейна (рассказы «Контрэволюционер», «Искра», повесть «Зима 53-го года»)

Глава II. «Положительно прекрасный человек» в восприятии Г оренштейна 7

2.1 .«Идиот наших дней» в пьесе «Волемир»

2.2. Темы и образы романа «Идиот» в рассказе «Разговор»

2.3.0бразы «положительно прекрасного» и Смешного человека в повести «Ступени»

2.4. Детские образы в повестях Искупление» и «Последнее лето на

Волге»
Глава III. «Споры о Достоевском» в контексте творчества Г оренштейна "
3.1. «Споры о Достоевском» - программное произведение
Г оренштейна
3.2. Достоевский и его герои в восприятии персонажей «Споров...»
3.3. Персонажи «Споров...» и их Достоевские прототипы
Заключение
Библиографический список

ВВЕДЕНИЕ
В диссертации речь идет о творчестве Фридриха Наумовича Горенштейна (1932-2002). Горенштейн известен как прозаик, драматург, сценарист, один из участников альманаха «МетрОполь» (1979), представитель третьей волны русской эмиграции. Он автор романов «Псалом» (1974-1975), «Место» (1969-1972, 1976), пьес «Споры о
Достоевском» (1973), «Бердичев» (1975), «Детоубийца»(1985), многочисленных

повестей и рассказов, а также киносценариев, но восьми из которых были поставлены фильмы, в том числе «Солярис» (1972) А. Тарковского и «Раба любви» (1976)
Н. Михалкова,
О Горенштейне существует мемуарно-биографическая литература: статьи в биографических словарях (В. Казака [124], И. В. Кондакова [149], А. В. Успенской [312]) и воспоминания современников. Здесь, прежде всего, следует отметить работу' М. И. Полянской «Я - писатель незаконный», которая сегодня является единственной книгой о жизни и творчестве писателя. М. И. Полянская - редактор берлинского журнала «Зеркало загадок», постоянным автором которого был Горенштейн. Книга представляет собой, как следует из подзаголовка, «записки и размышления о судьбе и творчестве» Горенштейна, что обеспечивает автору, по ее собственному выражению, «свободу создания "пестрых глав", могущих быть и очерками, и эссе, и рассказами» [238]. А. Мощинский в рецензии на книгу справедливо замечает, что она «является примером пограничного (по определению Л. Я. Гинзбург) жанра, оригинального скрещения мемуарной прозы и попытки литературоведения, мыслей в отношении места Горенштейна в современной русской литературе и оценки этой литературы вообще» [214].
Необходимо также назвать мемуарные статьи Б. Хазанова, Л. Хейфеца, М. Розовского, Е. Попова, А. Наймана, В. Славкина, Ю. Клепикова, М. Левитина, которые были опубликованы в журнале «Октябрь» (2002. № 9.) под общим заголовком «Тайна Горенштейна».., Кроме того, существуют воспоминания Вик. Ерофеева, А. Кончаловского, Л. Лазарева, А. Митты, А. Свободина, Е. Эткинда. Среди мемуаристов - сокурсники, учившиеся с Гбренштейном в Днепропетровском горном институте (М. Лейкин), на Высших сценарных курсах при Союзе писателей и Союзе кинематографистов СССР (А. Найман, М. Розовский, А. Ромов), сценаристы и

режиссеры, с которыми он работал (Ю. Клепиков, А. Кончаловский), авторы «МетрОполя» (В. Аксенов, Вик. Ерофеев, Е. Попов).
Биографы обращают внимание на перипетии судьбы писателя (арест и расстрел отца, смерть матери, ранее сиротство, пребывание в детском доме, учеба в горном институте, переезд в Москву, обучение на Высших сценарных курсах, работа к кино, участие в скандально известном «МетрОполе», эмиграция и жизнь в Западном Берлине). Большая часть воспоминаний была написана уже после смерти писателя в начале 2000-х годов и относится, по преимуществу, либо к 60-70-м годам, когда писатель жил в Москве, либо к периоду его эмиграции. Исключение составляют работы М. Лейкина, которые представляют собой воспоминания о годах учебы в Днепропетровском горном институте.
В памяти знавших его людей Горенштейн остался человеком гордым (А. Ромов [257]), эгоцентричным (А. Прошкин [89]), неуживчивым, нетерпимым (Л. Хейфец [233, 6]), «колючим, неудобным, жестким» (В. Славкин [294, 173]). Современники отмечают его «тяжелую манеру общения» (М. Розовский [294, 160]), неспособность положительно оценивать своих современников, «нежелание говорить кому бы то ни было комплименты, пусть и вполне заслуженные» (В. Славкин [294, 173]). Знавшие Горенштейна помнят его как «фанатика своей работы» (А. Плахов [232, 37]), «трудягу из трудяг» (М. Розовский [294, 162]), человека, который «работал как одержимый» (Б. Хазанов [294, 154]), «каждый день писал по шесть-восемь часов» (А. Прошкин [89]), «кропал круглосуточно» (М. Розовский [294, 162]).
Мемуаристы обращают внимание на несовпадение, даже противоречие между образом писателя и его творчеством. «Человек, замечательный рассказ которого я только что прочитал, говорил с очень сильным (не знаю, как его следует назвать, "местечковым", что ли) акцентом и интонациями» [173, 153], - вспоминает о своей первой встрече с Горенштейном Л. Лазарев. «Фридрих был, что называется, "местечковый". И это поразительно сочеталось в нем: чисто еврейский говор, манера держаться, провинциализм, чудовищная невоспитанность - с высотой духа, кристальной, "тургеневской" чистотой русской речи в прозе, с аристократизмом мышления» [294, 160], - пишет известный театральный режиссер, киносценарист М. Розовский. Это противоречие отмечает и театральный критик, драматург, киносценарист А. Свободин: «Поразило меня, когда мы познакомились, несовпадение внешнего облика автора с тканью его произведений. Смешливый, язвительный, слегка нелепый человек, с легким украинско-еврейским акцентом. И вдруг <...>

растраченная на борьбу с материальными невзгодами», заложила в нем «большинство будущих пороков, достигших силы в период зрелости: физическая слабость от недоедания развила болезненное тщеславие и мужскую стыдливость, общественная ничтожность родителей <...> развила лживость, постоянная нужда в поддержке со стороны развила отсутствие бескорыстия во взаимоотношениях с людьми» [60, 1, 130]. Кроме того, несмотря на поглощенность бытовыми проблемами, Гоша ощущает и недостаток человеческой заботы и любви. Сцена, когда герой укачивает сам себя на кровати, чувствует к себе «удивительную любовь», ощущает «приятно щекочущую родительскую ласку к самому себе в своем сердце», засыпает «не одинокий, по-детски защищенный от бытовых невзгод, с детской улыбкой на лице», является одной из наиболее драматичных в романе.

Отец в жизни каждого их героев играет особую роль. Версилов, по словам Подростка, поразил его с самого детства, имел «капитальное влияние на склад всей души», надолго заразил собою все его будущее, но оставался для него «совершенною загадкой». Несмотря на то, что отца Аркадий почти не знает, он все же тайно «влюблен» в него, обожает его, «мечтает о нем взасос». Герой признается, что Версилов - «лишь мечта», «выдуманный человек», «фантастический идеал».
Для Гоши отец тоже оказывается «отцом-идеей», это, по словам героя, «не тот отец, который родил меня, а тот, которого родил я в своем воображении» [60, 1, 86]. «Подлинного отца своего, ничего не давшего, кроме необходимости скрывать свой позор», он невзлюбил еще с детства и выдумал себе другого отца - крупнейшего деятеля и героя Отечественной войны, миф о котором настолько укрепился в нем и с которым он «настолько сжился, что даже сам с собой в мечтах искренне думал о своей версии как о подлинной» [60, 1, 28]. Во время реабилитации, когда «тюремная смерть» вдруг стала «не менее почетной, чем смерть на фронте», Гоша узнает «святую правду»: его отец был генерал-лейтенантом. Это событие переворачивает жизнь героя: он скоро осознает свое «новое положение» в обществе, и, по его собственному признанию, становится «другим человеком, сыном генерала». Гоша с интересом наблюдает за собой: «как поведёт себя <.. > не тот бесправный Цвибышев,
а сын генерала Цвибышева» [60, 1, 228].

Героев Достоевского и Горенштейна сближает стремление найти идеал в женщине. Для Аркадия - это Адмакова: герой называет ее «женщина-"идеал"», «мой идеал», считает его неотъемлемой частью своей жизни («А мне - мне нужен лишь идеал!» [92, 13, 209]), которую готов посвятить служению ему («от одного взгляда