Народно-православная картина русской жизни в прозе А.С. Пушкина 1830-х гг.

• Автор: Птицына, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Волгоград
• Количество страниц: 213 с.

Введение
ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1 :Феномен народного православия в «Повестях Белкина»: символика судьбы и знаки Благого Промысла

1.1. Замысел Пушкина и его воплощение: аксиологическая парадигма 16 духовности

1.2. Преодоление гордыни как основа покаяния: повести «Выстрел» и 25 «Станционный смотритель»

1.3. Повесть «Гробовщик»: от мира мертвых к миру живых

1.4. «Случай - Бог-изобретатель»: случайное и закономерное в судьбах героев

1.4.1. Преодоление случайного в повести «Метель»

1.4.2. Игра любви и случая в «Барышне-крестьянке»

1.5. Иван Петрович Белкин: фольклорные и литературные истоки образа

Глава 2: Проблема национального характера: духовный инвариант и парадоксы европеизации
2.1. В поисках героя: прозаические фрагменты на историческую тему
2.2. Социально-этическая двусмысленность романтизированного 90 геройства <Дубровский>
2.3. Ценностный кризис индивидуализма: голос совести и мрак безумия
2.3.1. Преступление и наказание: мрак безумия
2.3.2. Преступление и наказание: голос совести
Глава 3: Роман «Капитанская дочка»: образная система в пространстве христианской культуры
3.1. Формирование исторического нарратива в прозе Пушкина: слово 117 «реченное» и слово «написанное»
3. 2. Образы Пугачева и Миронова в нравственно-религиозном аспекте
3.3. Семья в парадигме христианских ценностей
3. 4. Петр Гринев - представитель русского православного рода
3. 5. «Искуситель»-француз и русский «ангел-хранитель»: образы Бопре
и Савельича
3. 6. «Огонь, вода и медные трубы» Маши Мироновой: судьба как 170 испытание
Заключение
Список литературы

ВВЕДЕНИЕ
В произведениях искусства отражается духовный мир автора в аксиологической парадигме его времени, обусловленной социально-историческими параметрами сознания и бытия. Однако основные нравственные понятия - добро, правда, любовь, красота и другие, относящиеся к разряду так называемых «вечных истин», ориентированы на вневременные метафизические константы, не менее сложные в своей внутренней дифференцированное™.
В первую очередь мы выделяем из них те, которые восходят к истокам национальной духовности и формируют народнопоэтическую (мифопоэтическую) матрицу, особую модель миропонимания, жизнеспособность которой определена ее внутренней мудрой гармонией. «Мировосприятие действительности представлено в фольклоре в целостности вечнохю постоянства, простоты и ясности жизни», — писала известный фольклорист Т. М. Акимова (Акимова 2000, 43). Древняя мифологическая образность, проникая в светскую литературу и искусство, делает их духовно глубокими, многомерными, подлинно художественными творениями, акцентируя не только социально-бытовое, но и духовное содержание. Более того, фольклорнопоэтические образы и сюжеты - результат коллективного миропонимания; но, доходя до поэтов, писателей и художников разными путями, они воплощаются в новых, уже авторских, неповторимо индивидуальных произведениях искусства, получая в них не менее полноценную «вторую» жизнь.
Именно поэтому тема «литература и устное народное творчество» никогда не потеряет своей актуальности, обогащая современное прочтение художественных текстов широким спектром оригинальных наблюдений и смысловых нюансов. Понимая необъятность проблемы и не претендуя на полноту, мы назовем имена лишь тех исследователей-фольклористов, чьи работы имеют непосредственное отношение к изучению творчества А. С. Пушкина. Это труды С. 3. Агранович, М. К. Азадовского, Т. М. Акимовой,

Н. П. Андреева, В. П. Аникина, С. А. Бугославского, Р. М. Волкова, Т. В. Зуевой, А. И. Иваницкого, Н. А. Криничной, Н. П. Колпаковой, М. Ч. Ларионовой, И. П. Лупановой, Д. Н. Медриша, Е. М. Мелетинского, М. А. Новиковой,
А. С. Орлова, Б. Н. Путилова, Л. П. Рассовской, А. Д. Соймонова, Б. В. Томашевского, М. А. Цявловского и др. Основываясь на конкретных наблюдениях вышеназванных исследователей, со всей определенностью можно утверждать, что фольклоризм Пушкина всеобъемлющ: освоение им тематики, жанровых форм и стиля распространялось не только на русский материал, но на устное творчество многих народов Запада и Востока. «После несмелых формальных подражаний народному творчеству писателями XVIII века Пушкин впервые представил образцы органического слияния фольклора и литературы» (Акимова 2000, 45).
И действительно, знаменитые пушкинские сказки - принципиально новое явление в истории русской словесности. Будучи жанром литературным, они, в большинстве своем, созданы на основе фольклорных записей в период михайловской ссылки 1824-1826 годов. Как отметила Т. В. Зуева, проблема сближения литературы с фольклором для Пушкина практически вылилась в проблему стиля. По этому признаку исследовательница делит пушкинские сказки на две группы. В первой - поэт идет к литературе от фольклора, имитируя его. Во второй - более очевидна обратная «устремленность к фольклору от литературы» (Зуева 1999, 1 12). Подобное деление может показаться несколько искусственным, но, безусловно, Пушкин практически восстановил преемственность устного и письменного искусства слова в едином русле национальной художественной традиции. «Культурные традиции народа растворились в мировоззрении поэта, в способе его художественного мышления, стали той почвой, которая питала поэзию и прозу Пушкина тридцатых годов» (Зуева 1999, 114). Р. Н. Поддубная вносит уточнение: важна не только опора на фольклорное мышление в целом, но прежде всего на те элементы, которые «навсегда остались для Пушкина характернейшей чертой национального сознания, а велико-

единство духа в союзе мира» - увещевал апостол Павел (Еф.: гл. 4, ст. 2-3). Христианская точка зрения полностью совпадает с народной мудростью, отразившейся в пословицах: «Чему быть, того не миновать», «Кто нужды не видал, и счастья не знает»; «Оттерпимся, и мы люди будем»; «Покорись беде, и беда покорится» (Даль 1998, I: 96, 131, 92, 97) и т. п. И в качестве итога: «Век живи, век надейся!» (Даль 1998,1: 92).
Смирение - терпение - надежда способны противостоять негативным переменам судьбы, но только в том случае, разумеется, если в основе их вера.
Это и есть ключевые понятия национального православного менталитета. Вера в то, что все зависит от Его благой воли, а не от обстоятельств или случая, позволяет смириться и ждать. Отсюда выстраданный народом оптимизм: «Что ни делается, все к лучшему» (Даль 1998, I: 91). Отсюда и акцент именно на христианских добродетелях: «Смиренье - Богу угожденье, уму просвещенье, душе спасенье, дому благословенье и людям утешенье»; «Смиренных Господь духом спасает» (Даль 1998, III: 167) и др. В случае же с Выриным мы наблюдаем совсем другое: отсутствие смиренномудрия, не желание принять права на «самостоянье» близкого человека, неизбывную обиду на него.
Это, кстати, понимает Минский, персонаж, чья позиция крайне редко учитывается исследователями. «Что сделано, того не воротишь, - сказал молодой человек в крайнем замешательстве; - виноват перед тобою и рад просить у тебя прощения; но не думай, чтоб я Дуню мог покинуть: она будет счастлива, даю тебе честное слово. Зачем тебе ее? Она меня любит; она отвыкла от прежнего своего состояния. Ни ты, ни она - вы не забудете того, что случилось» (VIII, I: 103). И заезжий гусар, казавшийся легкомысленным и безнравственным, действительно прав.
Самсон Вырин думал только о том, как ему хорошо было с Дуней. Страшный грех уныния и отчаяния, разъевший душу, привел к печальному итогу. Дуня, строя свое счастье, тоже долго не задумывалась о том, как скрасить одинокую старость: слишком поздно приехала, слишком поздно привезла