Идейно-эстетические принципы "парижской ноты" и художественные поиски Бориса Поплавского

• Автор: Кочеткова, Ольга Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 184 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ДВА «ПОЛЮСА» «ПАРИЖСКОЙ НОТЫ»: «ШКОЛА» ГЕОРГИЯ
АДАМОВИЧА И БОРИС ПОПЛАВСКИЙ
ГЛАВА 2. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МИРЫ ПОЭТОВ «ПАРИЖСКОЙ НОТЫ»
2.1 Проблема внешнего и внутреннего пространства в судьбе и творчестве Анатолия
Штейгера
2.2 Апофатический принцип поэтики «парижской ноты»: лирика Лидии Червинской ..52 ГЛАВА 3. ЭМИГРАНТСКИЙ МИФ БОРИСА ПОПЛАВСКОГО: 1СОРАБЛЬ-«АНТИМИР» КАК ПРОСТРАНСТВО ЭСХАТОЛОГИИ В КНИГЕ «ФЛАГИ»
3.1 «Единственная тема» творчества Б.Поплавского
3.2 От мифотворчества к «дилетантизму»: об одной «обратной» эстетической установке
Б.Поплавского
3.3 Миф об Орфсс в творчестве Б.Поплавского
3.4 Младосимволистский подтекст в книге «Флаги»: миф об аргонавтах
3.5 Мотивно-образная система книги «Флаги»
3.5.1 Рамочные компоненты книги «Флаги»
3.5.2 Корабль как центральный образ-символ-миф
3.5.3 Лодка и пароход как две сферы существования поэта-матроса
3.5.4 Женские образы и проблема самоидентификации
3.5.5 Траектория пути: образы звезд и символическое созвездие Северного Креста
3.5.6 Преодоление Хроноса
3.5.7 Образы непрерывного и дискретного времени
3.5.8 От прошлого - к вечности, или Четыре времени года
3.5.9 Вне земли: между музыкой и жалостью
3.5.10 Ад и рай как два предела небесной вертикали
3.5.11 «Поколенческие» сны Б.Поплавского
3.5.12 Жизнь или смерть? (о парадоксе поэтического инобытия)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Среди исследований литературы русского зарубежья, внимание к которой в силу объективных причин выросло за последние десятилетия, все чаще стали появляться работы, посвященные творчеству представителей молодого поколения первой волны эмиграции. Учитывая, что вопрос о самой возможности существования литературы в условиях изгнания, вызывавший споры ведущих эмигрантских критиков, непосредственно связывался с проблемой «воспитания» нового литературного поколения, такой интерес кажется закономерным. Однако следует отметить, что зачастую исследования, появляющиеся в рамках обозначенной тематики, носят избирательный и фрагментарный характер, касаются творчества одного конкретного писателя и, лишь частично затрагивая проблему взаимодействия художественных практик на первый взгляд различных по своим идейно-эстетическим установкам авторов, не охватывают целостно того или иного явления литературы русского зарубежья. В полной мере это относится к творчеству представителей «парижской ноты» - «ближайших учеников» Георгия Адамовича Анатолия Штейгера и Лидии Червин-ской, с одной стороны, и Бориса Поплавского, с другой.
Показательно, что лишь совсем недавно были изданы ожидаемые в течение практически десяти лет два «оставшихся» тома трехтомного собрания сочинений Б.Поплавского (Б.Поплавский. Собрание сочинений: В 3 т./Сост., коммент., подгот. текста А.Н.Богословского, Е.Менегальдо. - М.: Книжница; Русский путь; Согласие, 2009). При осознании всей значимости этого события, однако, при знакомстве с первой, стихотворной, книгой возникает существенный и очевидный вопрос. Обращаясь к уцелевшему черновому авторскому плану издания «в шести сборниках» поэтического наследия поэта и выстраивая стихотворения «по мере возможности» согласно этому плану, почему серьезные исследователи творчества Поплавского, готовившие первый том, отказались от переиздания (хотя бы в приложении) книги «Флаги» в том виде, в каком она согласно воле поэта появилась на свет в 1931 году, была воспринята современниками и до сих пор остается известна широкому кругу читателей и литературоведов? На наш взгляд, к единственной вышедшей при жизни Поплавского и, еще раз подчеркнем, с его согласия книге следовало бы отнестись с большей аккуратностью и корректностью, ведь ни у кого сегодня не может возникнуть сомнения в том, что именно в варианте издания 1931 года «Флаги» стали фактом и артефактом живого литературного процесса русского зарубежья вт. п. 1920-х- 1930-х гг. С грубыми сторонними вмешательствами в процесс составления сборника, отбора стихотворений, определения их последовательности, как известно, Поплавский не сталкивался. Кроме того, поэт, что видно из примера, приведенного чуть ниже, был достаточно скрупулезен в «мелочах», касающихся издания его книги. Его возмущали «типографские недос-

таткн», большое количество опечаток и грубых ошибок, допущенных работниками издательства и нарушающих ритмику, строфику стиха, а значит, изменяющих смысл произведений. В частности, среди недочетов, приводимых в письме Ю.Иваску от 7.10.1930 г., Б.Поплавский указывает строку «До самой ночи среди синих звезд...», которая в оригинале должна была звучать «До самой ночи средь синих звезд...». Несомненно, если поэт придавал особое значение каждой «музыкальной» букве стиха, то к проблеме компоновки и композиционной стройности книги он подходил не менее серьезно. Принимая во внимание эти обстоятельства, в своей работе мы опираемся на тот вариант текста сборника «Флаги», который воспроизводит аутентичное издание с минимальной, приближенной к современной орфографии и графике правкой1.
Что касается художественных текстов А.Штейгера и Л.Червинской, в объеме полноценных сборников они до сих пор не переиздавались.
Возможно, труднодоступность произведений многих молодых авторов русского литературного зарубежья отчасти объясняет лакуну, образовавшуюся в отечественном литературоведении: большая часть работ, посвященных творчеству русских «парижан», — это статьи в энциклопедических, научных или учебных изданиях2.
На сегодняшний момент существует лишь одна монография, непосредственно касающаяся творчества Б.Поплавского, — книга Е.Менегальдо «Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского» (СПб.: Алетейя, 2007). В основе работы русской по происхождению исследовательницы (почетного профессора Университета Пуатье (Франция)), на протяжении долгих лет совместно с А.Богословским занимавшейся «реанимацией» архивов и культурного наследия «монпарнасского царевича», лежит подход к тексту, оформившийся в трудах Гастона Башляра, во многом опиравшегося на традиции психоанализа. Образы четы-
1 Погшавский Б.Ю. Сочинения. - СПб.: Летний Сад; Журнал «Нева», 1999.
2 Среди наиболее значимых масштабных проектов энциклопедического характера следует упомянуть такие издания, как: Струве Г. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. - Париж: Ymca-Press, М.: Русский путь, 1996; Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918 - 1940. Том 1. Писатели русского зарубежья. - М.: РОССПЭН, 1997; Литература русского зарубежья. 1920 - 1940/Отв. ред. О.Н.Михайлов. Вып. 2. - М.; ИМЛИ, «Наследие», 1999; Русская литература 1920-1930-х годов. Портреты поэтов: В 2 т. Т.2. — М.: ИМЛИ РАН, 2008; Русские поэты XX века. Собрание биографий. - Челябинск: Аркаии, 2003; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. - М., 1997; и др. Заслуживают внимания учебные издания: Агеносов В.В. Литература Русского Зарубежья (1918- 1996). - М.: Терра-Спорт, 1998; Буслакова Т.П. Литература русского зарубежья; Курс лекций. - М.: Высш.шк., 2009; и др. Интерес вызывают научные сборники: Gibson Aleksey. Russian Poetry and Criticism in Paris From 1920 To 1940. - Leuxenhoff Publishing. The Hague. 1990; Hinrichs J.P. Verbannte Muse: zehn Essays über russische Lyriker der Emigration. München, 1992; Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб.научных трудов. - Калининград: Изд-во КГУ, 2004; Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу: 1920 - 1940: Международная научная конференция. - М.: Русский путь, 2007; Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. научных трудов. — М.: ИНИОН РАН, 2005; Русское зарубежье - духовный и культурный феномен: Мсжд. сб. научи, статей. - Вып. 1-2. - М., 2003-2008; Русская культура XX века на родине и в эмиграции: Имена. Проблемы. Факты. Вып. 2. — М.: Изд-во МГУ, 2002; Русская литература в большом и малом времени: Сб.научных трудов. — Вологда: В ГПУ, Изд-во «Русь», 2000; и др.

ся в русле эстетической программы «парижской ноты», как прием «отступлений», манеру обрывать строку, чувство мгновения, в которое «нужно остановиться, замолчать» [177, 98]. На поэтику аскезы в лирике Штейгера обращал внимание Иваск, заслуженно назвавший молодого поэта «мастером коротких, даже кратчайших стихотворений» [106, 8] и утверждавший следующее: «В поэзии Анатолия Штейгера нет ничего стихийного, песенного... Он... избегал ярких метафор, хитроумных неологизмов и «бросающейся в уши» звукописи. Никогда не экспериментировал, довольствовался традиционными метрами, рифмами и общепринятой грамматикой» [106, 7]. Вместе с тем «прекрасная ясность» языка и лаконичность поэтической фразы, минимум художественно-выразительных средств и приглушенность эмоционального тона в поэзии Штейгера привели к тому, что
Н.Г.Мелыгаков, один из авторов «Литературной энциклопедии Русского Зарубежья», называет «острым психологизмом» [128, 458], а Г.Струве в свое время определил как «афористичность» и «предельную конденсированность» [173, 223]. «Свое поэтическое хозяйство, в сущности миниатюрное, но уходящее в глубину, Штейгер вел мастерски и сумел из него выжать максимум - благодаря уму, вкусу и savoir faire», - будто подытожив вышесказанное, заметил в книге воспоминаний «Поля Елисейские» В.С.Яновский [216, 232].
В характере поэта Яновскому удается запечатлеть те черты и противоречия, которые вызывали порой неоднозначную оценку Штейгера людьми. Так, например, в «Полях Ели-сейских» замечено, что Штейгер «эмоционально и эстетически» [216, 231] воспринимал политику. Если с эстетическим характером монархических симпатий Штейгера, о котором писал и Иваск, можно согласиться, то несерьезное отношение Штейгера к политике и истории как таковым вызывает сомнение. Здесь речь идет, в частности, об активной общественной позиции, занимаемой в 1930-е гг. Штейгером-журналистом, выступающим в печати против гитлеровской пропаганды и осознающим, что фашизм представляет угрозу не только для Европы, но и для России (письмо 3.Шаховской от 5.07.1935 г.).
Штейгер трезво оценивает и историческую ситуацию, и собственную судьбу. Правдивость, подлинность его поэтического слова, подчеркнутая Терапиано, и позиция бездо-мья, избранная как попытка противопоставить внешней оседлости жизни динамику пути, кажется, явилась прямым следствием знания поэта о близости собственной смерти, быстротечности и значимости времени, несоответствии физических ощущений стремлениям духа: «Меня предупредили, что вполне здоровым я уже никогда не буду... я решил больше не притворяться и честно нигде не жить, а путешествовать...» (письмо Шаховской от 26.06.1936 г.)27. Это честное приятие жизни «на границе» соседствовало с непосредствен-
27 Письма А.Штейгера З.Шаховской цит. по изданию: Шаховская 3. Отражения. - Paris: Ymca-Press, 1975. -280 с.