Художественная эволюция прозы Б.А. Пильняка 1930 - х годов

• Автор: Здерева, Ирина Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 200 с.

Содержание:
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ОТ ЗАРИСОВКИ К ЦИКЛУ. «ЯПОНСКИЙ» ЦИКЛ В ЭВОЛЮЦИОННОМ ПРОЦЕССЕ

1.1 Циклообразующая функция заглавия

1.2 Топос в поэтике цикла

1.3 Лирическое начало как структурная доминанта цикла

ГЛАВА II. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР РОМАНА «ДВОЙНИКИ»:

ОПЫТ КЛАССИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ И СТРУКТУРНОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ПРОЗЫ

2.1 Поэтика заглавия романа «Одиннадцать глав классического

повествования» и значение художественного хронотопа в структурной организации произведения

2.2 Мотив двойничества и образный строй

романа
2.3 Тема творчества и творческой личности как основополагающая в организации романного целого
ГЛАВА III. РОМАН ПИЛЬНЯКА «СОЛЯНОЙ АМБАР»: ДИНАМИКА И ЭВОЛЮЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ
ПИСАТЕЛЯ
3.1 Роль заголовочно-финального комплекса в создании образносмыслового единства романа
3.2 Художественный хронотоп и синтез жанровых форм романа
3.3 Система образов в поэтике художественной целостности романа
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Введение
Среди писателей первой половины XX века Борис Пильняк был одним из самых неоднозначно оцениваемых авторов. «Его считали эпигоном А. Белого, литературным халтурщиком, недоучкой, с грехом пополам освоившим только одну форму повествования, и — новатором, продолжателем лучших традиций русской прозы XX века и русской прозы вообще. Его стилистика достаточно произвольно сближалась то с прозой символистов, то с различными течениями западной литературы, то с прозой некоторых писателей русского зарубежья, то с произведениями писателей, превыше всего ставивших «поэтику факта». При этом часто повторяющимся критическим штампом был упрёк Пильняку во вторичности, непоследовательности, эклектичности, низкопробности и даже вульгарности»1, -точно цитирует эти оценки И. Е. Карпенко. Ни одно из произведений писателя не осталось без внимания критики. Большое количество противоположных оценок, высказываемых с полемической силой, вызывало интерес к творчеству Пильняка и у критиков, и у читателей. Но этот интерес, к сожалению, не был ориентирован на изучение структурной эволюции прозы писателя.
В современной писателю критике можно выделить два направления. Представители первого, далёкие от социологической ортодоксии в вопросах интерпретации художественных текстов, улавливают новые веяния в литературном процессе, оценивают их адекватно развитию литературы. Д. Лутохин, П. Губер, А. Ященко, В. Полонский, А. Воронский, В. Гофман, М. Слонимский, Н. Осинский достаточно глубоко и объективно исследуют поэтику Пильняка. Представители другого направления, следуя социологическому принципу, подходят к произведениям писателя с точки зрения их соответствия или несоответствия традиционным критериям оценки героя, художественной ценности текста; эта часть критиков не осмыслила новые литературные тенденции как качественно новый этап литературного процесса. В их числе Ю. Тынянов, В. Шкловский, А. Неверов, В. Львов-Рогачевский, Г. Лелевич, В. Евгеньев-Максимов.
Однако не стоит отрицать, что и в оценках данных авторов встречаются ценные наблюдения, справедливые критические замечания. К сожалению, 1930-е
' Карпенко И. Е. Кичевые рассказчики и кичевые персонажи: Борис Пильняк и другие // Вопросы филологии. - 2000. - № 1. — С. 68.

годы не ознаменованы появлением серьезных исследований творчества писателя, помимо откровенных нападок и оскорблений появляются работы, содержащие преимущественно субъективную оценку деятельности Пильняка, причём оценку, которая страдала от чрезмерной идеологизации.
«Сразу же после выхода книги «Быльё» (...) наметились те критические полюса восприятия творчества Пильняка, противостояние которых определит его дальнейшую писательскую судьбу»2, - отмечает Е. Г. Елина в своей работе «Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов». О Пильняке стали говорить как о «бытописателе революции», отмечали его «чувство внутренней связи с революционной эпохой» (П. Губер), наблюдали за попыткой писателя исследовать национальные корни революции и выстроить свою концепцию истории (А. Ященко, В. Полонский), наряду с этим высказывались мнения, что творчество писателя является типичным примером «литературы упадка» (Н. Ангарский (Ютестов)).
По замечанию Е. Р. Абдуразаковой, один из первых доброжелательных и. наиболее обстоятельных отзывов о произведениях Пильняка принадлежал Д. А. Лутохину. В статье «Литературный молодняк» он признается, что на фоне современного литературного «безвременья» произведения прозаика демонстрируют «свежесть и сочность» стиля и очень похожи на ПИСЬМО «художников голландской школы». Лутохин один из первых заговорил «о литературной родословной» Пильняка и принял его в состав писателей «новой школы»: «Он любит русский быт, фольклор, хорошо знает московские закоулки, далёкую провинцию. Здесь он напоминает Печерского, Ремизова, Замятина. Но это «сродство», а не подражание. У Пильняка свои слова, свой ритм, свои темы (...) у него какой-то особенно чёткий рисунок и тонкая мысль подлинного модерниста»3.
Н. Огнев справедливо называл Пильняка писателем-анархистом, «сплеча, громящим старые формы»: «Заслуга его в том, что он пытается дать ряд новых стилевых приемов»4. Неоспоримое влияние творчества Пильняка на литературный процесс первой трети XX века и созвучие его творчества с революционной эпохой
2 Елина Е. Г. Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов. - Саратов, 1994.-С. 14.
3 Цит. по Абдуразакова Е. Р. Тема востока в творчестве Бориса Пильняка. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - Владивосток, 2005. - С. 10.
4 Огнев Н. Только через массу // Писатели об искусстве и о себе: сборник статей. - М.; Л., 1924. - С. 157.

японского города («Олений город Пара»), в остальных — связь осуществляется с помощью прилагательного японский, которое подчеркивает принадлежность сообщаемого соответствующей стране («Корни японского солнца», «Японский рассказ»). К тому же писатель прибегает к использованию фраз, «подслушанных» у японцев и отсылающих читателя к японской культуре: корень солнца («Иероглиф Японии - точнее Ниппон - Страны Восходящего Солнца - корень солнца»74), олений город (то есть город священных оленей). С этой же позиции можно рассмотреть и «Камни и корни»: корни (возвращают нас к корням японского солнца), камни - вновь ассоциация с Японией (Пильняк не раз называет Японию страной «нищего камня», «страшной землей, разметанной камнями», а японские горы - «черный, злой камень»). Таким образом, уже в заглавиях указывается присутствие в произведениях Японии, действующего персонажа и непосредственного места действия, что в свою очередь создает у читателя определенную установку восприятия текстов.
Незабываемый «восточный колорит», ошеломляющий сюжет, глубина и тонкость передачи человеческих чувств предстают перед читателями в прозаическом «эскизе», который автор назвал «Рассказ о том, как создаются рассказы», произведение, которое по своей жанровой сути носит новеллистический характер. Именно в этом рассказе Пильняк постиг суть восточной культуры, возможно, глубже, чем многие специалисты-востоковеды его времени: Однако первоначально рассказ носил название «Японский рассказ». Наравне с заглавиями других произведений цикла, данное подчеркивало их инокультурное пространство. И все же Пильняк изменил заглавие, причем подобная метаморфоза не исключила рассказ из «японского» цикла.
Попыток ответить на вопрос, почему писатель дал другое название своему произведению, в современном литературоведении не предпринималось. Но отметим, что проблема заглавий в художественной системе Пильняка уже интересовала исследователей его творчества. Так, Н. А. Веселовой была поставлена задача систематизации заглавий в поэтике Бориса Пильняка75. В работе, посвященной данному вопросу, исследователь составляет типологию названий в
74 Пильняк Б. Корни японского солнца. Савсллн Д. Борис Пильняк в Японии: 1926. - С. 53.
75 Веселова Н. А. Система заглавий в поэтике Бориса Пильняка // Б. А. Пильняк. Исследования и материалы. Вып. 3-4. - Коломна, 2001. — С. 113-117.