Мифологема рождения и смерти художника в русской постсимволистской прозе

• Автор: Бучкина, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Ижевск
• Количество страниц: 169 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава I. Мифологема рождения и смерти художника в мемуарах 3. Гиппиус
«Живые лица»
§ 1. Принципы создания универсальной биографии художника в мемуарах
3. Гиппиус
§2. Функция маски в мемуарах 3. Гиппиус
Глава II. Мифологема рождения и смерти художника в автобиографическом
романе К. Бальмонта «Под Новым Серпом»
§ 1. Жизнетворческая концепция художника в трактовке К.Д. Бальмонта

§2. Пространственная структура романа «Под Новым Серпом» и ее связь
с семантикой переходных обрядов
§3. Сюжет романа «Под Новым Серпом» как история внутренней
трансформации героя
Глава III. Мифологема рождения и смерти художника в «Театральном
романе» М. А. Булгакова
§1. Генезис художественного текста и процесс преображения героя в
творческой системе М. А. Булгакова
§2. Семантика и функции жанрового определения в «Театральном
романе» («Записках покойника»)
Заключение
Библиография

Введение
Для многих русских писателей и философов, являвшихся ключевыми фигурами литературного и общекультурного процесса начала XX в., мифологема рождения и смерти художника была инструментом эстетической организации материала и средством воплощения устойчивых, вневременных культурных моделей. Феномен Серебряного века состоял в том, что мифологичность рассматривалась в качестве фундаментальной основы всякого искусства, ибо она позволяла наиболее полно раскрыть творческий потенциал автора, мыслимого тождественным Первотворцу. В результате вся литература этого времени поддерживала миф о Художнике как об особой сакральной сущности, чья природа напрямую связана с вселенскими ритмами бытия.
Центральное системообразующее место в этом мифе занимает мифологема рождения и смерти художника, актуализированная
символистами. Она лежит в основании их понимания искусства и природы художника, входит в важнейшие постулаты эстетических программ и определяет художественную практику. Образ художника (поэта) -
ключевой в символизме — в последующую постсимволистскую эпоху стал объектом рефлексии для тех, кто формировал этот большой эпохальный стиль, и для тех, кто в новую послереволюционную - «нетворческую» (Н. А. Бердяев) - эпоху использовал уроки символизма, позволявшие обеспечить творческое воплощение личности и непрерывность
культурного процесса. Это объясняет появление в 1920-30 -е годы особого рода разножанровых изданий. Среди них. можно выделить мемуары Зинаиды Гиппиус, Георгия Адамовича, Владислава Ходасевича, где описан и осмыслен опыт жизнетворчества ведущих поэтов-символистов,
автобиографический роман К. Д. Бальмонта «Под Новым Серпом» (1

г.), воссоздающий не столько биографию Константина Дмитриевича, сколько биографию поэта-символиста; роман К. К. Вагинова «Козлиная песнь», где художественно воссозданы судьбы символистской личности и символистского искусства. И, наконец, с этим, на наш взгляд, связано последовательное и настойчивое обращение М. Булгакова к образу мастера (проявившее себя во многих его текстах, в том числе — и «Театральном романе») в то время, как в литературной жизни утвердился профанный образ литератора.
Уже этот литературный ряд позволяет сделать вывод о том, что сформированный символистами и воплощенный в их жизнетворчестве миф о художнике отрефлектирован в постсимволистскую эпоху в произведениях разных жанров и в творчестве художников, испытавших влияние «большого стиля». Это позволяет взглянуть на данные тексты как на некую целостность и задаться вопросом о специфике воплощения в них судьбы художника через структурирующую ее мифологему рождения и смерти.
Актуальность исследования состоит в том, что выдвинутая символизмом мифологема рождения и смерти художника впервые рассматривается на материале произведений разных жанров, созданных в постсимволистскую эпоху как авторами, относившими себя к символизму, так и их последователями. В центре нашего внимания оказываются тексты, в которых художник является одновременно объектом изображения и субъектом речи и сознания.
Объектом нашего исследования стала мифологема рождения и

смерти художника, предметом — воплощение этой мифологемы в текстах разных жанров, созданных в постсимволистскую эпоху.
Материалом диссертационного исследования являются мемуары
3. Н. Гиппиус «Живые лица», автобиографический роман К. Д. Бальмонта «Под Новым Серпом», I художественная проза М.А. Булгакова -

Как видим, одну стихию у Ницше олицетворяет бог древних греков Дионис, приобщенный к глубинным тайнам мироздания. Противоположное начало легкости, света и гармонии, согласно Ницше, было олицетворено в образе бога Аполлона: «Аполлон, бог сновидений, вместе с тем бог прорицаний и искусств. По корню своего имени он -сияющее божество света... все это символический аналог как способности прорицания, так и вообще художественного дара... Однако не обходится образ Аполлона и без той тонкой черты, которую не должен переходить образ сновидений <...> иначе кажимость начнет не только вводить в заблуждение, но и обманывать нас, — в этом исполнение меры самоограничения, свободы от неистовости движений, умудренный покой, в котором пребывает бог - ваятель образов»22.
Иными словами, дионисийское начало адресует нас к стихийному, к порыву, пафосу и экстазу. Аполлоническое - к гармонии и всему ассоциативному ряду связанных с ней категорий, в том числе к сознанию,

самопознанию, самоопределению. Помимо этого, как становится очевидным из приведенной цитаты, дионисийское начало играет по отношению к аполлоническому роль Другого - того, благодаря чему и
можно его осознать, структурировать. Без хаоса дионисийской* бездны

невозможна гармония аполлонических «горних сфер».
Кажется логичным предположить, что в паре Блок - Бугаев первый воплощает черты Аполлона, второй - Диониса. Однако при детальном анализе здесь обнаруживаются некоторые противоречия. Ничто в тексте воспоминаний Гиппиус не заставляет нас сомневаться в связи Андрея Белого со стихией дионисийства: «он, танцуя, перелетит, кажется, всякие "тарары"» (С. 37). Эта способность исчезать и возрождаться, которую Белый несколько раз демонстрирует как персонаж произведения Гиппиус,
22 Там же, С. 187.