Поэтика образа в литературном творчестве В.Г. Шершеневича

• Автор: Бандурина, Наталья Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Шуя
• Количество страниц: 165 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Слово и образ в творчестве В.Г. Шершеневича

1.1. Начало творческого пути

1.2. Развитие идеи образотворчества в футуристических сборниках: «Романтическая пудра» и «Экстравагантные флаконы»

1.3. Имажинистская поэтика в сборнике «Лошадь как лошадь»

1.4. «Итак итог», «2x2=5»: о принципах имажинистского текста

ГЛАВА 2. Формирование теории имажинизма в литературном творчестве В.Г. Шершеневича

2.1. Зарождение и развитие имажинизма

2.2.Художественно-литературное своеобразие имажинистской поэзии

ГЛАВА 3. Доминирующие образы и мотивы творчества В.Г. Шершеневича в контексте балаганно-карнавальной культуры и ее авангардной трансформации
3.1. Образ лирического героя
3.2.«Похождения электрического Арлекина»: текст и кон
текст
3.3. Мотив оживающей куклы
3.4. Мотив электричества
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Литературно-эстетические процессы первой трети XX века характеризовались стремлением осознать роль поэзии в условиях изменившегося отношения к искусству слова. На первый план выходят авангардные направления в литературе, всегда претендовавшие на роль катализатора изменений, обещающих выход из создавшейся ситуации [88, с.2].
В 1990-е годы к широкому читателю возвратились имена писателей, казалось бы, давно и бесповоротно «сметенных победоносным шествием соцреализма» [51, с. 119].
Таким образом, появилась возможность взглянуть на литературные эксперименты ушедшего века дистанцированно, что позволило сделать новые основательные выводы о художественном мышлении совершенно разных писателей и поэтов «эпохи творчества» [57, с. 220].
Творчество Вадима Габриэлевича Шершеневича (1893-1942) - одна из самых интересных и спорных страниц возвращенного русского авангарда. Несмотря на то, что его относят к так называемым поэтам второго ряда (например, так характеризуют его творчество издатели Малой серии «Библиотеки поэта»)[93,с. 6], сам поэт привлекает внимание читателей и исследователей как определенный тип творческой личности. Но следует признать, что поэзия В.Г. Шершеневича все еще малоизвестна. В силу разных причин имя В.Г. Шершеневича еще не заняло своего достойного места в «поэтическом каталоге». Волею одних исследователей (А. А. Кобринский, Т. Хуттунен,
В.А. Дроздков) оно ставится в ряд так называемых поэтов первой величины, волею же других (В.Ю. Бобрецов, В.А. Шошин), напротив, оказывается среди поэтов второго ряда. Все это обусловливает необходимость комплексного изучения поэтического и теоретического наследия поэта.
Близость В.Г. Шершеневича в начале 1920-х годов к С.А. Есенину стала причиной того, что «...поэту посмертно были “назначены” иные друзья, а биография его не раз перекраивалась...» [53, с.9].
Таким образом, В.Г. Шершеневич, как, например, и его ближайшие друзья - А.Б. Мариенгоф, А.Б. Кусиков и Р. Ивнев, почти автоматически выпал из истории отечественной литературы XX века.
Хотя при этом, имя В.Г. Шершеневича широко представлено в научной литературе, освещающей проблемы поэтического языка. Авторитетное подтверждение - двухтомный «Словарь поэтических образов», составленный в Институте русского языка РАМ. Этот словарь содержит целый мир поэтических образов (более 40 тысяч), представленных на основе анализа текстов 600 русских писателей и поэтов. Среди поэтов начала XX века, обогативших русскую поэзию, вместе с В. Хлебниковым, Ы.А. Клюевым,
С.А. Есениным, И. Северяниным, Б.Л. Пастернаком, О.Э. Мандельштамом, В.В. Маяковским, A.A. Блоком, М.И. Цветаевой, - и Вадим Шершеневич.
Однако приходится констатировать, что творчество В.Г. Шершеневича, как и других имажинистов, исключая С.А. Есенина, изучено, понято и оценено недостаточно.
Весьма точно это отмечает исследователь В.А. Дроздков: «Сколько-нибудь полного и непредвзято высказанного понимания творчества Шершеневича мы не найдем в литературе о нем. И всё потому, что одних он отталкивает, другие видят в его поэзии только кривляние ради кривляния, многие просто не понимают поэта. Однако тех, кто осмеливается на глубокое проникновение в его творчество, ждет много интересных находок» [78, с.445]. Далее В.А. Дроздков продолжает: «Творчество Шершеневича двумирно, двупланово. В нем много для утехи непритязательного читателя. Тут и ёрничание, и самоуничижение, и шутовские кривляния, и эротические сценки, и сквернословие. Это шершеиевический «Иерусалим ерунды» - эквивалент карнавала М.М. Бахтина...» [78, с.445].
Художественное наследие В.Г. Шершеневича представляет собой малоисследованную область русского авангарда. Его опыты в сфере поэтиче-

[Шершеневич В. «Эскизетта», с. 52]
Жанр рекламы привлек представителей авангарда бодрой зазывной интонацией, близостью к балаганно-карнавальной эстетике.
Найти чисто технический способ создания художественного произведения - это та задача, которая будет занимать всю жизнь В.Г. Шершеневича. Форма становится единственным материалом, с которым может работать поэт. Именно создание новых форм есть основная цель художника. Единственным критерием качества поэтического произведения объявляется его новизна и неожиданность. В сознании поэта и критика остается представление о необходимости понятия поэтического качества произведения.
В.Г. Шершеневич обращается к проблеме соотношения формы и содержания. Он выдвигает свою формулу развития поэтического языка и весьма узко трактует понятие «содержание»: «Реализм совершенно отверг форму в поэзии. Все внимание было устремлено на содержание. И при всем этом само содержание сводилось или к перепеву старых гражданских мотивов, или к фотографическому воспроизведению действительности» [39, с.16]. В.Г. Шершеневич выступает против фактографического воспроизведения жизни.
Повторим, что 1913 год был определяющим в становлении и развитии образного языка поэта. Опираясь на древнее представление об антропомор-фичности мира, он в процессе создания тропов приписывал человеческие характеристики:
1) реалиям внешнего мира (луна, солнце, звезды, небо, ветер, огонь и
др.):
Вечер гонялся в голубом далеке За днем рыжеватым, и за черный пиджак его ловила полночь, играя луной в бильбокэ.
[«Кто-то на небе тарахтел звонком...», с. 66] И полночь скакала в черном трико [«В рукавицу извозчика серебряную каплю пролил», с. 53]