Стернианские "отражения" и их функция в романе-хронике Н.С. Лескова "Соборяне"

• Автор: Овчинникова, Инна Васильевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 145 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение

Глава 1. Повествовательная модель лесковских “Соборян” как вариант

стернианского нарратива:

§ 1.1 Принцип “дезорганизации” линейного повествования.

§ 1.2 Повествователь и читатель в стернианском и лесковском

нарративе.

§ 1.3 “Игра словом” в “Соборянах”.

Г лава 2. Персонажи “Соборян” в свете стернианской теории “коньков”:

§ 2.1 Авторская характерология персонажей в романе-хронике.

§ 2.2 “Коньки” лесковских героев.

Заключение
Список использованной научной литературы и других информационных источников

Введение
Сопоставление мировых шедевров с выдающимися произведениями литературы национальной помогает не только выявлению интертекстуальных связей между художественными явлениями, но и демонстрирует неоднозначность восприятия творчества национальных гениев в разные эпохи.
Проблема творческой преемственности, подключения к определённой эстетической традиции, её дальнейшее развитие особенно актуальны в том случае, если разговор идёт о художнике, чья авторская индивидуальность в высшей степени самобытна. Оригинальность стиля Николая Семёновича Лескова сегодня признаётся всеми современными исследователями его прозы. Однако это не исключает многообразие связей этого писателя с предшественниками: кроме Пушкина, Гоголя, Вельтмана, на стилистику Лескова повлиял и английский прозаик Лоренс Стерн, создатель непревзойдённого “Тристрама Шенди”.
В статье “Лоренс Стерн и Джеймс Джонс: к проблеме интертекстуальности” её автор справедливо замечает: “Как известно, очень часто то литературное произведение, которое некогда считалось недостойным, пошлым или вообще игнорировалось, сегодня является чем-то вроде исходной точки при критическом анализе других произведений, и наоборот” [116, с.221]. Это высказывание может в равной степени относиться не только к Стерну, его современниками воспринимаемому как явление в высшей степени алогичное, а значит, и не стоящее серьезного внимания, так и к Лескову, своей эпохой не оценённому и не понятному.
Сегодня существует внушительный по объёму пласт научных исследований о поэтике писателя и, в частности, о романе-хронике “Соборяне”, но работ, посвященных сопоставительному анализу творческих манер двух оригинальнейших национальных писателей, пока не существует, что определяет
новизну темы данной работы. Необходимость подобного исследования диктуется неполнотой существующих ответов на вопросы, что именно в “книжечке остроумного английского пастора” заинтересовало Лескова-художника и как “волшебник слова” воспользовался опытом английского оригинала, “мелочника”, парадоксалиста, каковым был и сам автор “Соборян”, “Запечатленного ангела”, “Очарованного странника”, “Заячьего ремиза” и других шедевров.
В вышеупомянутой статье К. Карслян, давая краткий обзор негативных оценок писаний Стерна его соотечественниками, замечает: “Высказывания знаменитых современников Стерна способствовали формированию предвзятого отношения у литераторов XIX века к творчеству великого английского юмориста. Ими строго осуждался роман “Тристрам Шенди”, вопреки той огромной популярности, которой он пользовался среди широкого круга читателей с первых же дней появления на свет: Уолпол считал его скучным, утомительным; Голдсмит - непристойным, дерзким, пустым; Ричардсон - диким, бессвязным и неприличным” [там же, с.222].
“Английские реалисты XIX века, - продолжает Карслян, - отрицательно относились как к Стерну-человеку, так и к Стерну-писателю. Теккерей и Диккенс, диктовавшие общественный литературный вкус Англии, срамили своего старшего соотечественника: “простодушный шалун”, “негодный, истасканный старый негодяй”. При жизни о Стерне часто предосудительно высказывались как о священнике, “поменявшем свою рясу на колпак и колокольчики шута” [там же]. Автор цитируемой статьи находит лишь два примера восхищенного восприятия искусства Стерна в начале XIX века - у русского литератора Н. Карамзина (’’Стерн несравненный! В каком учёном университете научился ты столь нежно чувствовать? Какая риторика открыла тебе тайну двумя словами потрясать тончайшие фибры наших сердец? Какой музыкант так искусно звуками струн повелевает нашими чувствами?”) и великого немецкого поэта Гёте (“...Я хочу обратить ваше внимание на человека, который во второй половине прошлого века

И далее резюмирует: “Проницательная эта подсказка, однако, по-лесковски коварна. Ничтожность сказочек отсылает нас на иной уровень, где и решается художественное действие этого странного текста, навернутого на видимых пустяках. Суть - в том сложном, мощном, многозначительном узорном речевом строе, сквозь который пропущены анекдотцы и сказочки. Не в том дело, что учитель и дьякон крадут друг у друга мертвецкие кости. А в том, как много, как неосторожно много души вкладывают они в эту чепуху, как увлечены они оба этой игрой, - как они опасно безоглядны в ней” [там же, с. 193].
Л.А. Аннинский выражает и свое понимание сущности жанра “Соборян”, прямо выводящее к стернианской традиции: “Хроника - прежде всего отказ от старой, крепкой и ясной концепции, на которой зиждется крепкая и ясная “интрига”: повествование начинает виться прихотливой лентой, как
раскручивающийся свиток, как бесконечная непредсказуемая нить, исходящая из невидимого, теряющегося вдалеке источника.
Главное же: хроника - это отказ от веры в изначальное, абстрактное, химически чистое благородство, лежащее в основе всей шкалы ценностей. Основа зыблется, контуры дробятся, шкала то и дело кренится на сторону. Отношение повествователя к происходящему вибрирует. Удаль оказывается неотделима от холопьей подлости, молодецкое казакование - от духовной лени, доброта идет об руку с ликующей глупостью, а бесшабашное просветление неожиданно возникает на самом дне униженности: прощая насильника, жертва подчиняет его себе и тем самым вгоняет в окончательное рабство - не различишь, где же тут справедливость, а где новый самообман, где впору автору плакать, где смеяться” [там же, с.193].
Повествовательные модели романов Стерна и Лескова имеют множество точек соприкосновения, позволяющих уловить и игровой характер отношений автора “Соборян” с одним из текстов-прототипов, упомянутом в “Демикотоновой книге протопопа Туберозова”. В романе “Жизнь и мнения Тристрама Шенди”