Мотивная структура "Кавказского текста" в русской литературе первой половины XIX века

• Автор: Плисс, Анна Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01, 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2014
• Место защиты: Пятигорск
• Количество страниц: 202 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Г лава 1. Характеристика мотива как структурообразующего элемента «кавказского текста»
1.1. Мотив в литературоведении и его основные признаки, типология мотивов
1.2. Мифомотивное пространство произведений «кавказского текста»
Глава 2. Парадигма мотивов в русской литературе о Кавказе первой половины XIX века
2.1. Мотивное поле в произведениях Г. Р. Державина и
В. А. Жуковского
2.2. Кавказская действительность в интерпретации А. С. Грибоедова
и поэтов-декабристов: мотивное измерение
2.3. Художественное своеобразие кавказских мотивов в прозе
A.A. Бестужева - Марлинского
2.4. Отображение кавказской действительности в поэмах А.И. Полежаева: взгляд на традиционные мотивы
Глава 3. Интерпретация традиционных мотивов в произведениях кавказских
писателей - просветителей Султана Казы - Кирея и Хан - Гирея
3.1. Художественная репрезентация «кавказских» мотивов в произведениях Султана Казы-Гирея (преемственность связей в художественной реализации мотивов «мести», «плена», «изгнания»)
3.2. Мифомотивы повести Хан-Гирея «Черкесские предания»
Заключение
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Культурно-историческая парадигма взаимоотношений народов, населяющих Россию, представляет собой длительный процесс, включающий на разных этапах как обособленность развития каждой пространственноэтнической единицы, так и глубокую интеграцию на всех социальноисторических, культурных уровнях.
Вследствие различных историко-политических и экономических процессов развитие этих отношений было сложным, неоднозначным и прерывистым, но интерес России к Кавказу, расположенному между Каспийским и Черным морями, где проживало множество народностей и племен, различных по вероисповеданию и уровню культурного развития, существовал всегда.
Сегодня между кавказским геополитическим пространством и современной российской культурой обнаруживается полоса духовного отчуждения, которая продолжает расширяться, в результате, Кавказ потерял свою литературную привлекательность и стал восприниматься как символ насилия, рабства, войны. Между тем, русская литературная традиция на протяжении многих веков обращается к Кавказу в поисках тем, образов, идей мотивов, поэтому необходимо поддерживать литературный диалог между разными национальными пространствами
Диссертационное исследование посвящено мотивной структуре «кавказского текста» в русской и северокавказских литературах первой половины XIX века. Профессор В.И. Шульженко, совершенно справедливо считает, что «начать, учитывая сложившиеся традиции отечественной "Кавказики", следует с мотивов» [189: 274].
Как известно, в отечественном и зарубежном литературоведении категория «мотив» является одной из самых обсуждаемых и вместе с тем, одной из самых противоречивых. Идеи структурирования, типизации,

категоризации вариантов и инвариантов мотива на протяжении многих десятилетий развиваются, обобщаются, опровергаются одними исследователями и, тем не менее, преломляются в новые направления исследования.
Будучи одним из главных актантов литературного произведения, его художественно инкрустирующим элементом, мотив представляется отдельной категорией, выполняющей ряд функций, исследовав которые возможна их классификация по отдельным признакам и ролям. В теории литературы до сих пор не сложилось единого понимания термина «мотив». Тем не менее, его организующая сила осознается многими учеными. В среде теоретиков категорию «мотив» обсуждали А.Л. Бем, А.Н. Веселовский, Б.М. Гаспаровым, В.М. Жирмунский, Г.В. Краснов, Б. Ларин, Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп, Б.Н Путилов, В. Руднев, Ж.Ш. Сеньоре, И.В. Силантьев, А.П. Скафтымов Б.В. Томашевский, С. Томпсон, О.М. Фрейденберг, Э. Френцель, В. Хализев, В.Б. Шкловский, Б. Эйхенбаум и другие.
Так, например, Б.М. Эйхенбаум определяет мотив «личным тоном» [192: 345] автора, по В.М. Жирмунскому мотив является признаком «художественного развертывания темы» [65:145], а как об одной из «кросс-уровневых» единиц, которые повторяются, варьируясь и переплетаясь между собой в тексте, создавая его неповторимую поэтику, говорит о мотиве
В. Руднев. По А. Реформатскому, сочетание главного и побочного мотивов и их соотношение формируют сюжеты произведений, а согласно Б. Ларину, мотив, управляющий движением «роя символов», и «есть текст со всем обилием тонов и полутонов» [96: 213]. Общепризнанна двойственность функций мотива, соотнесенность его и с формой, и с содержанием текста, он изучается как звено художественной системы, как простейший элемент фабулы, как повтор, «комплекс идей и эмоций». В представлении О. Фрейденберг даже анализ персонажа художественного произведения следует вести как анализ мотива: «В сущности, говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах,

центральное и инвариантное положение в структуре вариативного значения мотива. Поэтому функция как ключевой компонент мотива, как его семантический инвариант, не может заменить мотив, как часть не может заменить целое. Именно поэтому мнения современных ученых по вопросу отношения мотива и функции складываются не в пользу категорического взгляда В.Я. Проппа. Е.М. Мелетинский аргументировано указывает на то, что «многие варианты функций, перечисленные В.Я. Проппом, являются типичными мотивами» [116: 245]. Как справедливо замечает
Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп в этой работе методологически следует именно за А.Н. Веселовским, сопоставляя сказочные мотивы с «мифологическими представлениями, первобытными обрядами и обычаями» [116: 126].
Б.И. Ярхо в «Методологии точного литературоведения», написанной в 1930-х годах, но частично опубликованной лишь в последние десятилетия, определяет мотив как «образ в действии (или в состоянии)» [200: 221], что дает, на первый взгляд, некоторые основания усмотреть в мысли ученого следование трактовке мотива как «образной единицы» по А.Н. Веселовскому. Однако следующие за этим определением замечания решительно разграничивают взгляды Б.И. Ярхо и А.Н. Веселовского. Во-первых, исследователь отказывает мотиву в статусе повествовательной единицы. «Мотив, - пишет Б.И. Ярхо, - ... есть некое деление сюжета, границы коего исследователем определяются произвольно. В «Евгении Онегине» мотивом равно будет и «она читала Ричардсона» (попутное замечание) и «дуэль Евгения с Ленским» (основной сюжетный этап)» [200: 221]. Таким образом, мотив для Б.И. Ярхо - это некое произвольное деление сюжета, производимое, как нетрудно видеть из приведенных примеров, по тематическому принципу. Во-вторых, ученый отказывает мотиву в семантическом статусе.