Социальная онтология смысла

• Автор: Рыбаков, Всеволод Вячеславович
• Шифр специальности: 09.00.11
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 166 с.

Содержание:
Введение

Глава 1. Смысл и значение: феноменология сближения

§1. Языковые игры и постановка вопроса о смысле

§2. Понимание смысла в философской герменевтике

Ганса-Георга Гадамера

§3. Классика семиологического понимания смысла: Ролан Барт

§4. Торжество уровня значения и его готовность к исчезновению:

Жан Бодрийяр

Глава 2. Смысл и поверхность: транссемиологическое понимание смысла и вхождение в событие смысла агентов коммуникации

§1. Смысл и нонсенс

§2. Смысл и плоть
§3. Смысл и эстетическое приятие
§4. Присутствие и возвышенный опыт как модусы
переживания нонсенса
Заключение
Список литературы

Введение
Тема «Социальная онтология смысла» подразумевает исследование социального характера оснований бытия смысла, а также анализ роли смысла в бытии социума. Для выполнения такого исследования, однако, необходимо предварительно определить, что будет пониматься в нем под смыслом, учитывая многообразие использующих данное понятие языковых игр.
Среди многочисленных определений смысла и подходов к нему, разработанных в гуманитарных науках, мы хотели бы ориентироваться на те, которые в наибольшей степени отвечают задачам философского исследования и понимают смысл онтологически, соотнося его с бытием. В связи с этим мы остановимся, прежде всего, на том определении смысла, которое прочно закрепляется на философской сцене лишь к началу XX века в качестве своеобразного ответа на осуществленную рядом философов второй половины XIX в. - первой четверти XX в. (мы имеем в виду, прежде всего, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, 3. Фрейда) критику классического стиля философствования, обращенного к рациональному. Смысл здесь становится основой выхода на новый уровень рационалистически ориентированных философских построений, предлагая свой вариант ответа на вопрос о соотношении человека с миром и о понимании человеком самого себя. Философия Э. Гуссерля, стремящаяся реализовать идеал строгой науки, оперирует понятием смысла, демонстрируя смысловой характер данной человеку реальности. Одновременно понимание интерсубъективного характера этой реальности направляет философский поиск в сторону подведения смысла под категории языка и значения, разрабатываемые семиологией и философией языка. В результате «лингвистического поворота» категории истины, ценности, значимости ставятся в зависимость от социального взаимодействия.
Однако в тени понимания смысла через значение оказалась другая трактовка смысла, возможность которой наметил М. Хайдеггер словами

«Лишь присутствие может быть... осмысленно или бессмысленно» [157, с. 151], переводя затем разговор к теме заброшенности человека в мир и возможности открытия в этих условиях Бытия - того, о чем забыл не только человек в своей повседневности, но и, как настаивает Хайдеггер, европейская метафизика. Введение к трактату «Что такое метафизика?» может быть прочитано таким образом, что в нем обнаруживается определение смысла как области, в которой Бытие должно явить себя «как оно само в его непотаенно-сти» [158, с. 33]. Однако в первый период своего творчества главным механизмом возвращения Присутствия Бытию Хайдеггер постулирует ужас, не проясняя до конца закономерностей его возникновения, а в поздних трудах, противопоставляя слово понятию, Хайдеггер дает, скорее, отрицательный ответ на вопрос о производстве смысла, отдавая возможность открытия последнего на откуп тонкой деятельности философа-герменевта.
Таким образом, в XX веке были намечены две принципиальные парадигмы смысла, дающие ему онтологическое определение: смысл-значение как механизм конституирования и обустройства человеческого бытия-в-мире, раскройки повседневной реальности (проработана в большей мере), и смысл-событие как экзистенциальный опыт выхода за пределы повседневности и прикосновения к Бытию (скорее лишь намечена, нежели детально проработана). Очевидно, что эти две стратегии находятся друг с другом в исходном противоречии, ибо одна из них погружает человека в глубины бытия-в-мире, множественность которого обусловливается возможностями интерпретации и изменчивостью значений-смыслов, тогда как вторая тщится вывести человека из погруженности в мир, раскалывая структуру бытия-в-мире на «дикую» реальность саму по себе, механизмы интерпретации, предстающие здесь как внешний и доступный для наблюдения объект, и оставшееся наедине с самим собой без точек опоры Присутствие.
С точки зрения методологии философского анализа, более перспективным оказался первый вариант понимания смысла (через значение и как

Мы видим, что модель языковых игр Витгенштейна онтологически соответствует обнаруженным Шюцем механизмам типизаций и мы-групп. Логика понимания и логика смысла в рамках такой модели связана с созданием общего основания, благодаря которому коммуникация становится стать возможной. Это основание есть уровень значения — язык, его структура и правила, которым обучается всякий, кто причастен социуму. Значение сглаживает различие между людьми, в жизненно важных аспектах преодолевая дистанцию. Языковые игры генерируют стандартную для естественной установки схему интерпретации alter ego и его поведения — схему, нацеленную на идентификацию, или узнавание. Если кто-то в своем поведении следует стандартному правилу, мы, при условии, что сами обучены ему, оказываемся в состоянии «идентифицировать», «узнать» его, а, стало быть, и понять другого человека. Понимание в рамках языковых игр поэтому может быть осмыслено как узнавание', в идеале оно стремится к наибольшей легкости и скорости. Механизм языковых игр, уровень значения инициирует узнающий модус интерпретации.
Однако коль скоро коммуникация становится возможной на базе уровня значения, как следует нам мыслить коммуникацию смысла? Модель типичных ситуаций Шюца и модель языковых игр Витгенштейна сталкивают нас с тем, что, по-видимому, понятия значения и смысла в них существенным образом не различаются — в такт схожести самих моделей. Данные модели объясняют возможность коммуникации в рамках образовавшегося посредством усвоения языковых игр (уровня значения) пространства пересечения — следует ли мыслить коммуникацию смысла по образу и подобию коммуникации значений? Если да, тогда между значением и смыслом нет разницы, если нет, тогда вопрос о том, что есть смысл и как можно мыслить его коммуникацию, не только остается непроясненным, но делается еще более загадочным. Шюц и Витгенштейн развивают парадигму коммуникативной рациональности, в рамках которой впервые начинает осуществляться социаль-