Этическая центрированность философского языка Ф.М. Достоевского и его влияние на русский философский экзистенциализм

• Автор: Коробов-Латынцев, Андрей Юрьевич
• Шифр специальности: 09.00.05
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2014
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 174 с.

Содержание
Введение
Глава 1.Понятие философского языка
1.Язык как предмет науки и философии
2.Этическая проблематика в философском языке Ф. М. Достоевского как
культурно-философский феномен I; V
Выводы ПО главе I
Глава 2*Особенности философского языка Ф. М.Достоевского
1. Рецепции этико-философской мысли Ф. М. Достоевского в русской философской культуре
2. Влияние философского языка Ф. М. Достоевского на русскую культуру
3. Современный дискурс философского языка Ф. М. Достоевского
Выводы по главе II
Заключение
Библиографический список

Введение
Актуальность темы исследования определяется необходимостью определить степень и характер влияния этико-философской мысли Ф. М. Достоевского на религиозно-философский дискурс русского Серебряного века, изучить язык этого дискурса, который еще в значительной степени не определен по своему статусу. Русский философский Ренессанс конца XIX -начала XX века есть особенное культурное явление, которое сегодня вызывает огромный интерес не только у современных отечественных, но и зарубежных исследователей. Произведения философов русского Ренессанса за последние десятилетия стали предметом исследования не только историков философии и филологов, но вместе с тем уже перестают быть предметом, объектом исследования и входят в жизнь современной философии, влияя на неё и рождая новые темы, новые вопросы в современности. Эти новые этико-философские вопросы и темы делают новый запрос на адекватный себе философский язык.
В нашей работе мы не ставим целью лингвистическое рассмотрение языка, как это часто имеет место. Как замечает В. В. Кожинов, если ученый «намерен анализировать языковую художественную форму литературы, он должен последовательно отграничиться не только от языкознания, но и от стилистики. Только в этом случае он сможет заняться изучением художественного слова как формы искусства, а не как одной из форм речи» [98; 96]. Мы не рассматриваем стилистические особенности словесного творчества русских философов и Ф. М. Достоевского, но видим в этих стилистических особенностях лишь выражение того, что лежит внутри языка и действует в нем как его ядро.
Важно изучение не только содержания, но и формы философских текстов русского Ренессанса, поскольку философия этого периода развивается под знаком языка, при помощи которого философ не только

выражает свои философемы, корневые концепты и концепции, но одновременно посредством него познает их, вглядывается в сам язык. Язык для философов XX века - не просто нейтральная форма выражения мысли, но плоть самой мысли, неразрывно с ней связанная. Поэтому обращение к форме философской мысли, т.е. к философскому языку, сегодня является актуальной задачей, и прежде всего задачей философской. Как замечает Ж. Деррида, анализировать форму философского дискурса вовсе не значит сводить его к литературе.
Философия питается соками литературы. Однако не все исследователи считают, что вопрос о философии и литературе настолько важен. Например, А. Бадью для определения этой связи философии с литературой использует термин «подшивка»: философия как бы подшивается к одному из своих условий: научному или поэтическому, и в результате это условие философии начинает доминировать над самой философией: «философия передает свои функции одному из своих условий; она целиком препоручает всё мышление ' одной родовой процедуре. Философия свершается тогда в стихии своего собственного подавления в пользу этой процедуры» [7; 37]. Поэтому главная цель - это «снять с философии шов её поэтического состояния» [7; 43].
Сходного мнения придерживается В. В. Бибихин. В работе «Чтение философии» он пишет: «Предположения, что философии шире, чем думают, что она соседствует с литературой, силы не имеют». Он приводит в пример Розанова, язык которого называет хорошим языком философской публицистики [30; 82]. Противопоставить такой точке зрения можно току зрения самого В. В. Розанова. В небольшой статье «Две философии» он делит русскую философию на две линии: «учебно-официальная; это -"философия" наших университетских и духовно-академических кафедр», и «философское сектантство: темные, бродящие философские искания,
которые, оригинально возникнув около середины прошлого века, продолжаются до настоящих минут». Об этой «сектантской» линии В. В.

философский язык, который бы не давал из себя скорый ответ на открытый вопрос, но вместе с автором устремлялся бы в даль открытого вопроса, открывал бы горизонт мысли. Именно так открыл горизонт для русской философии Ф. М. Достоевский. То, что это горизонт философский, а не чисто литературный, доказывается тем, что среди наследников Ф. М. Достоевского в основном мы находим философов либо художников, тяготеющих к философичности, как в России, так и на Западе. Наследников Ф. М. Достоевского интересовала прежде всего этико-философская составляющая тексов Ф. М. Достоевского, собственно же художественные особенности Ф. М. Достоевского интересовали мало.
Так, Н.А.Бердяев замечал (подобные же замечания встречаются и у Льва Шестова, и у В.В.Розанова), что как художник Ф. М. Достоевский стоит ниже Льва Толстого. А вот отзыв самого Льва Толстого, читающего «Братьев Карамазовых»: «Начал читать и не могу побороть отвращение к антихудожественности, легкомыслию, кривлянию и неподобающему отношению к важным предметам» [51]. Ф. М. Достоевский и сам замечал про этот свой недостаток. Н. Н. Страхов писал Ф. М. Достоевскому по поводу издававшегося «Идиота»: «Во всем Вашем лежит особенный и резкий колорит... Вы загромождаете Ваши произведения, лишком их усложняете. Если бы ткань Ваших рассказов была проще, они действовали сильнее... Все, что Вы вложили в «Идиота», пропало даром» [150; 502]. Ф. М. Достоевский в ответе на это письмо соглашался с Н. Н. Страховым. Вот, однако, что он сам пишет про художественность в Дневнике писателя: «Что за мысль, что художественность исключает внутреннее содержание? Напротив, дает его в высшей степени: Гоголь в своей «Переписке слаб, хотя и характерен, Гоголь же в тех местах «Мертвых душ», где, переставая быть художником, начинает рассуждать прямо от себя, просто слаб и даже не характерен, а между тем его создания, его «Женитьба», его «Мертвые души» - самые глубочайшие произведения, самые богатые внутренним содержанием, именно по