Институциональные основы становления социального государства в современной России

• Автор: Александрова, Ольга Аркадьевна
• Шифр специальности: 08.00.05
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 379 с. : ил.

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования социального государства
1.1. Концептуальные подходы к пониманию социального государства
1.2. История становления идейной и институциональной основы социальной рыночной экономики 26 Глава 2. Экономический фундамент социального государства
2.1. Экономический механизм наполнения бюджета
2.2.Социально-политическая логика солидарного поведения
2.3. Особенности перераспределения доходов в современной России 96 Глава 3. Эволюция социальной организации государства
3.1. Модели социального государства и последствия их реализации
3.2. Государство всеобщего благосостояния: развитие, кризисы
3.3.Социальное государство в эпоху глобализации 173 Глава 4. Контекст становления социального государства в России
4.1. Социальное государство в период становления
рыночных отношений
4.2. Социальное государство в условиях «управляемой демократии»
4.3. Социальный контракт в постсоветской России 238 Глава 5. Социальное государство и перспективы развития
5.1. Проблемы формирования среднего класса
5.2. Социально-экономические проблемы российского образования
5.3. Перспективы становления экономики знаний
Заключение
Библиография
Приложения

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования
Конституция РФ (ст.7) провозглашает Россию социальным государством, «политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека...». Однако оценка социально-экономической ситуации позволяет ставить вопрос о соответствии реалий положениям конституционной нормы.
Разумеется, ответ зависит от выбора системы координат, с которой требуется соотноситься. Страны, поставившие себе цели модернизации, обычно ориентируются на социально-экономические достижения мирового уровня, то есть ориентиром являются развитые страны Запада, которым удалось построить эффективные модели социального государства. Обращение к межстрановым сопоставлениям позволяет говорить о том, что российская реальность далека от того, что есть современное социальное государство.
Нужно учитывать и то, что Россия движется из строя, при всех своих недостатках, тем не менее, обеспечивавшего достаточно высокую социальную защищенность, доступность образования и связанную с ним социальную мобильность. Таким образом, есть и нижняя планка: по прошествии двух десятков лет реформ естественно ожидать большего социального прогресса.
Появление нормы, декларирующей социальный характер государства, в конституции России объяснимо. Во-первых, сегодня подобные положения прямо или косвенно зафиксированы в конституциях многих стран, и подобная формальная запись являлась данью требованиям времени со стороны России, декларировавшей свое намерение «влиться в семью цивилизованных народов». Во-вторых, вынесенная на референдум после событий осени 1993 года Конституция не могла не содержать положений, привлекательных для населения, переживающего шок радикальных реформ. В качестве желанной альтернативы социализму образца 1980-х годов естественно было противопоставлять не дикий капитализм, а такое общество, в котором была бы раскрепощена личная инициатива, позволяющая достигать высокого материального и социального статуса, и при этом гарантировалось бы качественное соцобеспечение и высокая степень социальной защищенности. Ожидания таких перемен и сформировали в конце 1980-х годов

широкую общественную поддержку идее реформ. В качестве искомого идеала выступала, прежде всего, «шведская модель», которая, будучи самой упоминаемой в СМИ, стала и самой привлекательной в массовом сознании моделью развития.
Однако с началом радикальных реформ интерес к скандинавскому опыту у новой российской власти отпал. Сыгравшая важную роль в пропагандистской подготовке коренных преобразований, шведская модель оказалась практически исключенной из круга обсуждаемых направлений развития российского общества как, во-первых, «неактуальная», и, во-вторых, «дискредитированная». «Неактуальность» обосновывалась тяжелым положением российской экономики. Утверждалось, будто бы на Западе сама идея социального государства возникла, была воспринята обществом и принята на вооружение государством потому и тогда, когда достигнутый уровень экономического развития позволил такую роскошь, как возможность задуматься над формированием масштабной системы соцобеспечения (включая экстенсивное развитие образования и здравоохранения) и приступить к их реализации. Из этого следовало, что в условиях спада курс российской власти на свертывание социальной сферы - естественный и единственно возможный, и разговор о модели, предусматривающей широкое участие государства, должен быть отложен до лучших времен. Что же касается «дискредитированное™» шведского и подобного пути, то утверждалось, будто бы реальный опыт стран, реализующих такую или близкие модели социального государства, уже продемонстрировал свою экономическую неэффективность, в силу чего и его идеология, и практика повсеместно подвергаются серьезной критике и решительному пересмотру. Соответственно, объявлялось рациональным и логичным стремление и российского государства сбросить со своих плеч препятствующее экономическому росту социальное бремя.
При этом иная информация - о том, что первое из утверждений не соответствует действительности, а второе не подкрепляется однозначными доказательствами, не доводилась. Совокупность действовавших в начале 1990-х гг. факторов, включая и специфику освещения этих вопросов, способствовала формированию в России нынешней модели социального устройства, и этот, сделанный в момент важной исторической развилки, выбор в силу логики институциональных изменений имеет свои долгосрочные последствия.

можно было обнаружить и подпись английской королевы, другие европейские столицы были в руках революционеров» [224, стр.24].
В то время как социальные низы искали решение на пути политического переустройства, у власти новый поворот в понимании причин бедности и возможных путей ее преодоления был связан с продвижением знаний в области медицины, науки об инженерных сетях (водопроводе, канализации) и демографической статистике. Входившим в разрабатывающую закон о бедных комиссию медикам удалось, хотя и не сразу, привлечь внимание к тому, что бедность в значительной части случаев порождена болезнью и ранней смертью кормильца, притом, что многие из болезней могут быть предотвращены. По итогам инициированного Палатой лордов (1842 г.) первого исследования санитарных условий проживания рабочих был опубликован доклад, который содержал не только цифры, но и впечатляющие сравнения: например, указывалось, что число умерших за год от инфекционных и ревматоидных заболеваний эквивалентно населению целого округа. Но самым важным продвижением в представлениях о роли государства был завершающий доклад тезис о необходимости отказа от исповедуемой политической элитой философии laissez-faire и перехода к активному государственному вмешательству, поскольку «физическое зло, поражающее здоровье, силу и мораль трудящихся классов не может быть излечено за счет частных и добровольных усилий» [224, стр.32].
Однако, хотя картина более здоровой нации как будто бы впечатлила правительство, санитарные меры саботировались, поскольку вступали в противоречие с монопольными интересами частных водных и похоронных компаний, а также с такими разнородными интересами, как интересы собственников доходных домов, обеспокоенных перспективой принуждения к дорогостоящим улучшениям; владельцев загрязняющих среду предприятий; медиков, не желавших исключения причин заболеваний, и, наконец, налогоплательщиков, or которых требовалось оплатить санитарные улучшения. Выступавшая от имени оппозиции нововведениям пресса, в частности «Таймс», договорилась до такого пассажа: «Мы предпочитаем иметь шанс подхватить холеру, чем быть насильно затащенными в здоровье» [224, стр.39]. Местные власти