Иероглифический тип символизации в художественном тексте : На материале поэтики Александра Введенского

• Автор: Рымарь, Андрей Николаевич
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Самара
• Количество страниц: 214 с.

§ 1. Символ в контексте проблемы сознания

§2. Символ в художественном тексте

§3. Типы символизации

§4. Цели и задачи исследования, структура работы

Глава 1. Иероглифичность: принцип организации поэтики и тип философского дискурса

§1. Введенский и чинари в контексте эстетических и философских концепций русского авангарда

§2. Иероглиф как символ особого рода. *

Глава 2. Диахрония. Эволюция поэтики Введенского как развертка «принципа иероглифа»

§ 1. Ранние стихи: от стихии литературы к стихии языка

§2. «Суд ушел»: текст как иероглиф

§3. Иероглифические функции лирического «Я» и двучленных структур текста в поздних произведениях Введенского
Глава 3. Синхрония. Структура текста и структура сознания
§ 1. «Сюжет переживания» в «Некотором количестве разговоров» 106 §2. Время как метатекст в «Елке у Ивановых»
Заключение
§ 1. Поэтика Введенского как единая система
§2. Иероглифическая символизация в литературе 20-го века.
Введенский и Пелевин. Иероглифические функции
элементов жанра притчи и басни в романе «Жизнь насекомых»
Список использованных источников и литературы

§1. Символ в контексте проблемы сознания.
В данной работе речь пойдет о том уровне функционирования художественного текста во взаимодействии с сознанием читателя, который с некоторой долей условности можно обозначить как символический1. Присутствие символического было многократно названо исследователями одним из тех важнейших свойств художественного текста, которые и позволяют выделять его как художественный. И вместе с тем, вопрос о том, что же такое символическое, остается для литературоведения (и вообще для науки) открытым — может быть потому, что возможность «знания» о символе просто-напросто принципиально не находится на той плоскости мышления, по которой обычно движется научная мысль. Подход к разработке этого вопроса, который будет обозначен в этой работе, сформировался в процессе исследования поэтики Введенского. Тексты этого поэта представляют собой явление, в столкновении с которым традиционные методы анализа явно начинают «пробуксовывать». В процессе изучения этого вопроса у меня возникло предположение, что трудности анализа этих текстов напрямую связаны с проблемой понимания символа и что кажущиеся
' В вопросе выделения уровней образования смысла художественного текста мне кажется удобным ориентироваться на работы А. Нестерова, который, опираясь на схемы означивания, предложенные Роланом Бартом и Умберто Эко, выделяет в художественном тесте три потенциально доступных восприятию уровня: уровень естественного языка, риторический уровень - уровень, идей, образов и т.д. и символический уровень, трансцендирующий смыслы риторического уровня. См.: Нестеров А. Ю. Проблема символа в литературном произведении: текст и читатель в акте моделирования эстетического объекта. Автореферат дисс. канд филологич. наук. Самара, 2002.
мне удачными случаи анализа текстов Введенского могут быть рассмотрены как очень четкая конкретизация того подхода к проблеме символа, который наметился в науке в последнее время, - с появлением посвященных символическому работ М. Мамардашвили и некоторых других исследователей. Работы эти ориентированы на изучение символического не как объективной данности (как структуры текста), а как особого «смысла», порождаемого сознанием, взаимодействующим с объективными структурами текста. Вместе с тем очевидно, что методы выхода на уровень символического в поэтике Введенского совершенно особые, мало общего имеющие с поэтикой традиционной. То есть, применительно к текстам Введенского можно говорить об особом типе символизации (создания символического «значения»). Этот тип символизации назван в данной работе иероглифическим. Как мне хочется надеяться, предпринятое здесь исследование этого типа символизации поможет многое прояснить - как в исследовании творчества Введенского, так и в теории символа в целом.
В той ли иной степени все современные исследователи, уделившие внимание проблеме символа, - А. Ф Лосев2, Э. Кассирер3, Ю. М. Лотман4, Ц. Тодоров5 и др. - оперируют оппозицией символ - знак, чаще всего обозначая символ как знак особого рода, причем особыми оказываются и сам знак, и его означаемое. Говоря об особости знака, обычно отмечают то, что в отличие от обычного знака, форма которого не замечается, поскольку внимание сразу направляется на означаемое, знак-символ вполне может быть воспринят как самоценный вещественно-конкретный образ, способный для неискушенного читателя вовсе заслонить собой свое означаемое. С конкретизацией же особости означаемого начинаются сложности. Оказывается, что разделить символ на знак и означаемое практически невозможно — означаемое не существует отдельно от знака. «Предметный

2 См.: Лосев А.Ф. Символ и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1995.
3 См.: Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 1-3. М., СПб., 2002.
4 См.: Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999.
5 См.: Тодоров Цв. Теории символа. М. 1999.

на самом деле? Неизвестно. Да, меня давно интересует, как выразить обыденные взгляды. По-моему, это самое трудное. Говорят, что нельзя умножать апельсины на стаканы. Но обыденные взгляды как раз таковы» (Введ2, 162). При учете сказанного в предыдущих абзацах эти слова Введенского можно прочесть не как «признание капитуляции», а как своего рода творческую программу, как конкретизацию очень часто цитируемого пассажа поэта о «поэтической критике о разума»58. Выразить обыденные взгляды нужно таким образом, чтобы стала видна их «разнокачественность» -так, чтобы нечто, стоящее за словом «неизвестно», которое только и можно сказать о том, «как на самом деле», вышло на первый план. О том, «как на самом деле» всегда только и можно будет сказать лишь «неизвестно», потому что речь идет о вещах, находящих за пределами языкового мира. Но если увидеть автономность языкового мира, перестать воспринимать его как описание реальности, если, так сказать, математически доказать самому себе, что твое собственное «я» - фикция, то есть шанс в этом «на самом деле» просто оказаться, выпав из языкового мира.
Разумеется, все сказанное выше о том, насколько страшным может быть для «Я» процесс принятия собственной нереальности остается в силе. Но теперь стоит добавить, что Хармс и Введенский, судя по всему, прекрасно это понимали и все же не видели здесь никакой трагедии. В конце концов, то, что Бога можно обрести только через смерть, придумано не ОБЭРИУтами, а на несколько тысячелетий раньше. «Истинно говорю вам, если павшее в землю зерно не умрет, то... ».
Здесь стоит еще раз привести цитату из «Серой тетради» о времени, все превращающем в ноль — на этот раз полностью:
«Время всходит над нами как звезда. <...> Оно всходит над нами как ноль. Оно все превращает в ноль. (Последняя надежда - Христос Воскрес.)
58 Введенский в «Разговорах» Липавского: «Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, что до меня никто не делал. Этим я провел как бы поэтическую критику разума - более основательную, чем та, отвлеченная». (Введ.2, 157).