Мотив странствий в художественном дискурсе М.М. Пришвина

• Автор: Лишова, Наталья Ивановна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Елец
• Количество страниц: 190 с.

Содержание
Введение
Глава 1. Мотив странствий в историко-культурном контексте
§ 1. Мотив странствий в хронотопической парадигме архаического
сознания
§ 2. Феномен странничества в библейском дискурсе и средневековой
богословской литературе
§ 3. Мотив странствий в литературном дискурсе
Глава 2. Странствия в дневниковом и художественном дискурсе
М.Пришвина
§ 1. Мотив странствий в дневниковых книгах М.Пришвина
§ 2. Путешествие-странствие в повести «Черный Араб»
§ 3 Хронотоп пути в очерке «За волшебным колобком»
§ 4 «Человек странствующий» в очерке «За волшебным колобком»
Глава 3. Семантика и способы реализации мотива странствий в романе
«Кащеева цепь»
§ 1. Духовная «одиссея» автобиографического героя в романе
М.Пришвина «Кащеева цепь»
§ 2 Мотив пути в «Кащеевой цепи»: композиционно-структурное
своеобразие
§ 3 Типология странников в автобиографическом дискурсе
М.Пришвина
§ 4. Поэтика воплощения мотива странствий в «Кащеевой цепи»
Заключение
Библиография

Введение
Современное пришвиноведение обнаружило немало перспективных подходов к изучению творческого наследия писателя. Исследование феномена М.М.Пришвина находится в фокусе научных интересов не только литературоведов, но и философов, этнографов, лингвистов, культурологов, что объясняется особенностями творческого пути писателя, в котором отразилась трагическая эпоха в истории России, её культуры и цивилизации. Уже ранние произведения Пришвина «В краю непуганых птиц», «За волшебным колобком» свидетельствовали об особом «синтетическом» таланте автора, о его внимании к фольклорно-этнографическому дискурсу, мифолого-сказочным основам народного творчества, осмыслению национального самосознания. Дореволюционная проза Пришвина получила немало позитивных оценок критиков, прозаиков, поэтов и публицистов, среди которых - А.Блок, Д.Мережковский, А.Ремизов, З.Гиппиус, Р.Иванов-Разумник и др. Уже тогда отмечалось великолепное знание природы, художественное своеобразие, «притяжение» к эстетике модернизма, в частности, символизма. Это последнее качество пришвинской поэтики нередко подвергалось критике, особенно в среде писателей реалистического направления. Так, в отзыве В.Г.Короленко о повести «У стен града невидимого» констатируется «удивительное отсутствие простоты и ясности» [173, 11]. Известны оценки З.Н. Гиппиус, которая писала о «глазном таланте» Пришвина, назвав его «легконогим и ясным странником», обнаружив при этом проницательность в определении главного, на наш взгляд, вектора его художественных интенций - мотива странствий. З.Гиппиус, высоко оценивая художественное дарование Пришвина и одновременно критикуя его за отсутствие внимания к социально-политическим проблемам, отметила особенность пришвинской оптики («глазной талант») - видеть мир, где «есть воздух и краски, есть художественная сцепка видимого» [93, 166].

Известный критик Р.В. Иванов-Разумник обнаружил в Пришвине «чуткого и тонкого художника», которого в большей степени интересует «общее, а не частное». Назвав Пришвина поэтом космического чувства, он подчеркнул, что писателя привлекает «вся стихия народной жизни, стихия природы» [82, 48].
В советское время литературная репутация Пришвина не была однозначной. Для многих он оставался «детским писателем», «певцом природы», автором охотничьих рассказов. Его часто критиковали за аполитизм, «несвоевременность», «несовременность» (А.Зонин, А.Ефремин, М.Еригорьев и др.), отмечая позицию писателя как враждебную строительству социализма. Были и откровенные нападки (А.Кипренский, А.Тарасенков, Н.Слепцов, С.Мстиславский и др.), в центре которых -политические обвинения в нежелании проводить в искусстве слова «политическую линию большевизма». Известна оценка Л.Троцкого, назвавшего его повесть «Мирская чаша» «сплошь контрреволюционной».
Однако было немало и позитивных оценок, и даже восторженных откликов. Пришвина всегда поддерживал М.Еорький, считая его «оригинальнейшим русским художником». Высоко оценивали художественный мир Пришвина такие критики и писатели, как М.Шолохов, К.Федин, Н.Замошкин, Н.Смирнов, Ю.Соболев, Е.Дубровский. В частности, Шолохов в своем отклике на повесть «Корень жизни», впоследствии получившей название «Жень-шень», признался: «Я недавно прочитал, и до нынешнего дня на сердце тепло. Хорошему слову радуешься ведь, как хорошему человеку» [188, 264].
В конце XX - начале XXI вв. значительно расширился круг исследователей, которые акцентировали внимание на вопросах поэтики, жанра, стилистики, образно-композиционной структуры пришвинских произведений. Весьма актуальным стало изучение творчества Пришвина в контексте русской литературы начала XX века (Н.Дворцова), в контексте христианской культуры (Е.Климова), философии природы (Т.Гринфельд,

время родить Ей; и родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице» [29, 1084].
Когда Ангел благовествует пастухам «великую радость» о рождении Спасителя, на небе является «многочисленное воинство небесное, славящее Бога»; движется по небу Вифлеемская звезда, указывая путь к Божественному Младенцу «волхвам с Востока»: «Они, выслушав царя, пошли. И се звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец» [28, 1012].
Через сакральное пространство новозаветного рассказа проходит множество путей, но только один - путь Господа и его верных учеников -оказывается трагическим и спасительным. В Евангелиях повествуется о реальном физическом пространстве древнего Израиля: «Иисус Христос Своими стопами измерил всю среднюю Иудею, Самарию, ибо через нее Ему следовало приходить в Иерусалим» [135, 113].
Это реальные города, через которые проходит Иисус, проповедуя Царство Небесное - Галилея, Назарет, Вифлеем, Капернаум приморский, Иерусалим; горы - гора Елеонская, гора Фавор, «гора у моря Галилейского», Масличная гора; водные и пустынные локусы - море Галилейское, Иордан, где крестился Иисус Христос, пустыня Иудейская и др.
В Евангелии от Матфея перечисляются города, где проповедовал Спаситель и где, несмотря на Божественное явление, народ так и не покаялся: «Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись: горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! Ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись» [28, 1025].
Земной путь Спасителя отмечен сакральной топографией, где пространственные вехи: врата, двери, горы, море - исполнены глубокого символического значения. На горе Иисус приступает к «Нагорной проповеди» о блаженных: «Увидев народ, Он взошел на гору, и когда сел, приступили к Нему ученики Его» [28, 1015].