Антроподицея как онтологическая проблема : Культурно-философский анализ

• Автор: Каплан, Инна Владимировна
• Шифр специальности: 09.00.11
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Казань
• Количество страниц: 139 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава I Исторические типы антроподицеи
§ 1 Предыстория антроподицеи в мироощущении античного и
ветхозаветного человека
§ 2 Оправдание человека Богом в Новом Завете и средневековой
христианской традиции (становление идеи антроподицеи)
§ 3 Самотворение человека в красоте и мудрости - ренессансный тип
антроподицеи
§ 4 Антиномии антроподицеи в картине мира и философии
Нового времени
Глава II Антроподицея как философская рефлексия метафизики человека (традиция русской философии конца XIX
начала XX века)
Глава III Самокритика антроподицеи в век культуры § 1 XX век как смысловое поле взаимодействия различных культурноисторических типов антроподицеи
§ 2 Герменевтика антроподицеи (оправдание понимания и понимание
оправдания. Язык как “тело” понимания)
§ 3 Говорение-слушание как про-изведение бытия. Оправдание
жертвой
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Самоопределение человека в мире - не просто одна из вечных тем философии, но и поистине основная ее тема. Особенно важна она в те исторические эпохи, когда человек становится для себя все более и более проблематичным, в эпохи аномии, кризиса человечности в человеке. Обострение чувства бессмысленности жизни - не только частного человека, но и всего человечества как рода - заставляет человеческую мысль задумываться над местом человечества в мироздании. На что способен человек в масштабах Вселенной, что он может для нее сделать? Не является ли наличное состояние человечества доказательством его исторической, космической, онтологической несостоятельности?
Антроподицея является попыткой человека оправдать свое существование в мире. Обычно она и переводится как "оправдание человека". Несмотря на любые исторические неудачи, наличные нестроения, антроподицея не позволяет увериться в случайности появления человека в мире, отказаться от мысли о его важной роли в мироздании. У сегодняшнего человека наблюдается дефицит уверенности в себе. С наступлением постиндустриальной, информационной эры он превращается во фрагментарное, саморазорванное существо. Мир свидетельствует о наступившей антропологической катастрофе так называемыми глобальными проблемами. Безусловно, экологический кризис, войны, некоторые научные эксперименты, заходящие слишком далеко, и многие другие результаты человеческой деятельности представляют сомнительную ценность для мироздания. Сегодня это дает новую пищу для тотального обвинения человека - в разрушении своего природного дома, в утрате собственной сущности, в превращении в игрушку своих собственных стихийных сил и т.д. Однако, окончательное обвинение в этой ситуации равносильно смертному приговору человечеству, оно лишает его последних сил в противостоянии собственной темноте, собственной неправде. Еще более нелепа была бы в этом случае апология человека, слепая вера в его величие, "самосвятство" человечества. Антроподицея - третий путь, наиболее продуктивный и одновременно - наиболее адекватный ситуации. Антроподицея рождается из признания вины человека за происходящее, но она позволяет человеку, не впадая в отчаяние, обратиться к таким началам в нем самом, которые были бы ценны и для всего мироздания. В этом и видится особая актуальность антроподицеи сегодня, т.к. она, не принимая человека "на веру", противостоит и "идее утвердить наличную греховность человека в качестве высшей и непреходящей ценности" /5, с.60/.

Приближающийся рубеж веков и тысячелетий закономерно заставляет задуматься о возможном конце человеческой истории. В философском дискурсе все чаще воспроизводится эсхатологическая проблематика. В этом аспекте антроподицея, не исключая возможности гибели человечества, утверждает невозможность существования мира без человеческого начала в нем. Таким образом, идея антроподицеи, имеющая глубокие исторические корни, сегодня звучит и своевременно, и современно.
То, что речь идет именно об онтологическом оправдании человека, тоже представляется актуальным. Для современной философской эпистемы характерен уход от онтологической проблематики, отказ от нее в пользу структурно-лингвистических, социальных, культурологических изысканий, в некоторой степени "распыляющих" и онтологическую и антропологическую реальность, размывающих "последние" философские вопросы. Осознавая важность каждого их этих подходов по отдельности, хотелось бы, однако, обратиться к предельным философским основаниям и обоснованиям человеческого бытия в мире, что и предполагает онтологический срез проблемы. Он мыслится нами не как оппозиция выше названным подходам, а как собирание их в фокус, попытка выявления их онтологического потенциала.
В связи с тем, что термин "антроподицея" не имеет широкого хождения, не отражен ни в одном философском словаре, остановимся на нем подробнее.
Термин "антроподицея" (от греч. anthropos - человек и dike - справедливость, право, порядок...), "оправдание человека", образован по аналогии с "теодицеей", и аналогия эта не является формальной. В основании обеих традиций лежит признание глубинного и трагического несоответствия существования в мире зла с существованием Бога (в теодицее) и человека (в антроподицее). Из признания этого несоответствия возникает потребность оправдать Бога и вслед за ним - человека. "Вслед" - потому что антроподицея (логически) начинает оттуда, где останавливается теодицея. Последняя в некоторых своих наиболее распространенных вариантах утверждает: Бог не виновен в зле, он не создал зла, а виновен человек, дурно воспользовавшийся своей свободой. Дальше - дело за антроподицеей, и здесь начинаются принципиальные различ!Ш в построении Бого- и человекооправдания, т.к. антроподицея прямо соглашается с виной человека. Она оправдывает человека совсем иначе, чем теодицея - Бога, ибо говорит: человек виновен, но есть нечто, искупающее эту вину. Человек привносит в бытие что-то такое, что может примирить бытие с человеком - несмотря на связанное с его существованием зло. Антроподицея и стремится выявить это "нечто", определить это "что-то".

греческом, ни в латинском, ни в варварском языке, сказала бы мне беззвучно, не языком и не устами: "он истину говорит"..."; или: "...этот голос внешнего мира понимают только те, кто, услышав его, сравнивают с истиной, живущей в них. Истина же эта говорит мне: "Бог твой не небо, не земля и не любое тело" /1, с. 161-162,133/. Откуда эта истина? Если додумать мысль Августина, то окажется, что этот внутренний камертон предусмотрен в человеке Творцом и не исчез с падением человека. Многие люди просто разучились им пользоваться. Но его наличие доказывает, что человек совсем не такое беспомощное существо, как об этом пишет Августин. Бог с рождения дал ему механизм различения истины (это опять дает нам повод вспомнить Сократа и его "даймонион") - точно так же, как, например, органы чувств.
В то же время, в другом месте Августин говорит об этом даре как о возможности далекого будущего, как об осуществлении человеческого призвания: "Там /на тверди писания Твоего/ научишь ты нас различать между умопостигаемым и чувственным как между днем и ночью... И Ты уже не один в тайных решениях Твоих, как было до создания тверди, отделяешь свет от мрака: духовные создания Твои, размещенные на той же тверди по благодати Твоей, ... отделяют день от ночи и отмечают время: "древнее прошло, теперь все новое" ..." /1, с.208/. Здесь для нас важен, во-первых, сам факт утверждения Августином столь высокого предназначения человека - быть помощником Богу в Его решениях и замыслах(!) и, может быть, даже в удалении тьмы(зла). По крайней мере - в отделении "света от мрака". А опознанный мрак уже не так коварен. Значит, речь все-таки идет о работе над просветлением сущего, часть которой поручена человеку. Читаем дальше: человек, "став духовным, судит о всем, что подлежит суду". "Слова же "судит обо всем" значат, что он имеет власть над рыбами морскими и птицами небесными, над всем скотом и всеми зверями, над всей землей и над всеми гадами, ползущими по земле. Он властвует в силу своего разума, которым "понимает, что от Духа Божия" /1, с.213/. Так что вывод Августина, которым мы начали разговор об "Исповеди", - "Ты не нуждался во мне, и я не такая величина, чтоб быть Тебе в помощь" - оказался поспешным.
Во-вторых, знаменательно, что человек способен на это уже теперь, как способен Августин внутренним оком отличать истинное от неистинного. В этом он уже сейчас делит с Богом Его заботу, и приписать всю работу человека Богу, исходя из процитированных отрывков, невозможно.
Таким образом, в "Исповеди", несмотря на некоторые прямые высказывания Августина о ничтожестве и бессилии человека, тем не менее, звучат удивление загадке человека, величине его даров и утверждение его достоинства. И антроподицея в данном