Личность как субъект категоризации в межличностном познании: взаимодействие когнитивных и ценностно-мотивационных структур

• Автор: Лузаков, Андрей Анатольевич
• Шифр специальности: 19.00.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Краснодар
• Количество страниц: 393 с. : ил.

Забегая вперед, заметим, что психологи, в том числе те, кто использует психосемантические методы, не единодушны в своем отношении к использованию названий личностных черт и к построенным на их основе моделям личности. Сторонники активного использования личностных прилагательных обычно поддерживают так называемую лексическую гипотезу. Это предположение, что все важные личностные особенности людей и их различия представлены закодированы в развитых языках. При этом каждое из них названо одним словом, а изучение взаимосвязей этих слов в общественном сознании приведет к постижению действительного соотношения личностных черт и их окончательного перечня. Другая позиция состоит в том, что смыслы или субъективные значения как основная ткань психики лишь отчасти соотносятся с вербальными маркерами, далеко не исчерпываются ими. И само это соотношение с точки зрения общественного сознания может быть столь необычным, что закодированные в нормативной модели связи слов мало способны помочь в понимании смысловой реальности субъекта или группы.


Но он понимал, что в обыденной психологии, подкрепленной западными религиями и идеологиями, мы чувствуем, что противоположностью нашему собственному высшему принципу должно являться чтото разрушительное, смертельное и злое. Мы отказываемся наделить его какойлибо положительной жизненной силой в результате мы избегаем и страшимся его 9, с. Эта категориальная установка, похоже, подчинила себе мышление Фрейда. Фрейд волю к власти связывал с инстинктом смерти, с характерными для него деструктивностью и насилием, из чего можно предположить, что воля к власти враждебна культуре и самой жизни. Для Юнга воля к власти, возможно, и связана с инстинктом агрессии, но совсем не обязательно соединяется с инстинктом смерти. Сама смерть и связанный с ней архетип, по Юнгу, нагружен смыслами не только регрессии, уничтожения, но и желанием второго рождения, обновления. Р. Мэй обращал внимание на распространенную синонимию эроса и секса, и столь же распространенную антонимию любви и ненависти. На самом деле, пишет он, секс в наше время является противоположностью эросу. Секс стал способом бегства от тревоги и от настоящей близости, способом подавления Эроса, понимаемого как дух воображения, страсти, творчества и полной самоотдачи. Если Фрейд говорил, что за кулисами сцены, на которой происходит половой акт, прячутся родители, то теперь можно сказать, что там прячется компьютер 5, с. Прямой противоположностью любви является совсем не ненависть, а апатия. Прямой противоположностью воли является совсем не нерешительность.