Грамматики церковнославянского языка в культурно-языковом пространстве России XVI-XVIII вв.

• Автор: Кузьминова, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 465 с. : ил.

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
Г лава I. Экзегеза грамматики Юго-Западной Руси
конца XVI - начала XVII в
Глава II. Типы бытования грамматики Лаврентия Зизания
в Московской Руси в XVII в
Глава III. Рецепция лингвистической программы Мелетия
Смотрицкого в Грамматике 1648 г
Глава IV. «ГраммдтТкд бес'Ьдословнда» Ивана Иконника 1733 г. как синтез славянской грамматической традиции в дидактических целях
Заключение
Литература

ВВЕДЕНИЕ
Диссертационное исследование объединяет результаты филологических изысканий, проводившихся на материале памятников славянской грамматической мысли конца XVI - первой трети XVIII в.
Актуальность предпринятого исследования определяется самим статусом грамматических сочинений как «первостепенной важности источников по истории языка» [Ларин 1937: 6]. История литературного языка является комплексной наукой, изучающей как развитие языковых норм, так и определяющие это развитие лингвистические представления носителей языка. Одновременная фиксация в грамматическом описании языка и мысли о языке, составляющая специфику жанра, делает грамматику максимально «сильным» и потенциально неисчерпаемым источником для истории литературного языка, позволяющим одновременно исследовать и литературный язык эпохи, и ее языковые представления. Систематизируя нормативные формы, выдвигая правила их образования и идентификации, грамматика концентрирует в себе наиболее специализированное знание о языке, понимание структуры языка его носителями, эксплицирует языковой идеал социума.
Традиционно славянские грамматические трактаты рассматривались преимущественно в двух основных ракурсах: «генеалогическом», с точки зрения их источников - грамматик классических языков, и «анатомическом», с точки зрения их структуры, принципов отбора и систематизации материала, состава рубрик и кодифицированных в них элементов. Вместе с тем следует признать, что вплоть до настоящего времени вне поля зрения исследователей оставалась проблема бытования и восприятия текста грамматического описания в социуме, имеющая ключевое значение для определения языковых норм и динамики литературного языка XVII - первой половины XVIII в.
В течение всего периода функционирования церковнославянского языка в качестве литературного языка (XI - первая пол. XVIII в.) значение основного способа его нормализации сохранял «текстологический» [Толстой
1963: 259-261], при котором эталоном языковой правильности служил корпус основных текстов (библейских и богослужебных), а овладение книжным языком осуществлялось мнемонически - по каноническим текстам (как минимум Часослову и Псалтыри), который заучивались наизусть. «Текстологический» подход соответствует моделям традициональной, закрытой культуры, прежде всего средневековой: удерживая человека в границах нормативного корпуса текстов, он ориентировал на воспроизведение прежде написанного и препятствовал созданию содержательно нового, чреватого отклонением от заданных образцов [см. РюсЫо 1973; Пиккио 2003; Живов 1993; Меч-ковская 2009: 379-380].
Развитие и утверждение нового, «грамматического» подхода к книжному языку предполагает переворот в языковом сознании, кардинальную перестройку лингвистического мышления: с грамматикой «связан новый, аналитический способ осмысления языка (путем систематизации языковых элементов и правил их выбора); новый подход к нормированию языка (путем кодификации языковых норм в грамматических описаниях в отличие от презентации нормы в образцовых текстах); новый метод обучения языку (путем экспликации грамматической системы в сознании учащихся в отличие от обучения языку путем многократного прочитывания нормативных текстов)» [Мечковская 1984: 139; ср. Мечковская 1992: 31].
Ранее всего процесс преобразования лингвистического мышления охватывает Юго-Западную Русь (входившую сначала в государственное пространство Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой), непосредственно затронутую реформационными и контрреформационными процессами. Там к концу XVI в. под влиянием факторов социолингвистического характера (особенностей структуры культурно-языковой ситуации) складывается новое, отличное от традиционного, характерного для Руси Московской, отношение к церковнославянскому языку. После второго южнославянского влияния языковая ситуация Юго-Западной Руси формируется по за-

тивную функцию употребляемого с этим падежом предлога о. «Установление в падежной системе именно тех падежей, которые свойственны славянским языкам, является крупным достижением Смотрицкого и свидетельствует о том, что он не только верно ощущал различия, существующие в языке, но и умел теоретически осмыслить, сформулировать их» [Кузнецов 1958: 29]. При этом М. Смотрицкий унифицирует терминологию, предлагая для первых двух падежей названия, построенные по общей словообразовательной модели, - именмтелный, родитЕлный.
Итак, грамматическая кодификация, соотносившая славянский язык с другими классическими языками, была призвана прежде всего максимально усложнить его структуру и дистанцировать от языка разговорного. Представляется необоснованным утверждение В.В. Нимчука о стремлении грамматистов сблизить церковнославянский язык с живыми восточнославянскими языками [Нимчук 1980: 38; см. также Нимчук 1979: 62, 67 и т.д.]. Те языковые факты, которые классифицируются В.В. Нимчуком как диалектные (например, форма 1 л. мн. ч. на -мо спасаемо или же Д ед.ч. отрочАТю), являются нормативными для церковнославянского языка юго-западнорусского извода [Шимановский 1893: 84-84; Карский 1956: 262; Москаленко 1962: 112; Булыко, Журавский, Кремко 1979: 33], отличающегося меньшей унифицированностью нормы по сравнению с церковнославянским великорусского извода [Успенский 2002: 360]. Более того, в языковом сознании JI. Зизания и М. Смотрицкого церковнославянский язык и «проста мова» не только не отождествлялись и не сближались, но, напротив, были отчетливо противопоставлены, о чем свидетельствует сам факт перевода на «просту мову» отдельных дефиниций (в ГЗ) и грамматических конструкций (в ГС).
4. Свое логическое завершение грамматическая кодификация получает в синтаксическом разделе, содержащемся в ГС. Если в морфологии систематизируются языковые элементы, из которых может быть порожден текст, отвечающий представлениям о книжности, то синтаксис задает собственно пра-