Шарль Пеги - литературный критик

• Автор: Карташев, Павел Борисович
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 226 с.

Глава 1. Мировоззренческие основы литературно-критических
взглядов Шарля Пеги
1.1. Приближение к главным темам творчества - патриотизму и христианству - в эссе “Предрассветной порой”
1.2. Формально-содержательное своеобразие эссеистики Пеги
1.3. Диалектика прогресса и неизменной новизны (эссе “Диалог истории с душою
во плоти” и “Бар Кошеба”)
1.4. Идеи и образы несоединимого соединения в историко-философских рассуждениях Пеги
1.5. Влияние философии интуитивизма на религиозные убеждения Пеги
1.6. Религиозно-философские взгляды Пеги в их генезисе и завершении
Глава 2. Становление литературно-критических взглядов
Ш. Пеги
2.1. Гармония формы и содержания в понимании Пеги
2.2. Пеги о творчестве Альфреда де Виньи
2.3. Статья Пеги “Недавние произведения Золя” как опыт идейно-философской критики
2.4. Понятия “классицизма” и “романтизма” в свете размышлений о творчестве Корнеля, Паскаля, Лаверня и Золя
2.5. Пеги о “современном методе” - эссе “Зангвиль” и “Бар Кошеба”
Глава 3. Интерпретация произведений классиков мировой
литературы в эссеистике Ш. Пеги
3.1. Оценки и определения историко-литературных взглядов и критического метода Ш. Пеги в литературоведении
3.2. Литературно-критическое эссе “Виктор-Мари, граф Гюго” и литературная тема в эссеистике Ш. Пеги
3.3. Шарль Пеги о смысле и задачах науки о литературе и литературной критики
Заключение
Библиография
Приложение

Шарль Пеги (1873-1914) получил широкую известность во Франции ещё при жизни; первые высокие оценки его творчества - монументальных поэм и пространных эссе - прозвучали в 1911 году, когда “Мистерия о милосердии Жанны д’Арк” была выдвинута на соискание Большой литературной премии Французской Академии. Об авторе тогда писали все газеты, одни критики горячо им восхищались, другие резко его критиковали. Спустя без малого три года известие о героической гибели на фронте в сентябре 1914 года воина-трибуна, облетев Францию, покрыло имя Пеги новой славой и на время привлекло внимание самых разных читателей, даже и далёких от серьёзной литературы, к его поэзии и прозе эссе. Вскоре отрывки из его поэм - о героях, павших “за свой очаг и кров”, о надежде как христианской добродетели и о надежде паломника на заступничество Божией Матери - стали непременно включаться в хрестоматии и учебные пособия. Впрочем, составители сборников по истории литературы выбирают и до наших дней в основном одни и те же небольшие отрывки из величественного стихотворного наследия поэта.
После первой мировой войны и в течение 20-30-х годов XX века эссеистика Пеги, с которой образованная Франция знакомилась благодаря многочисленным изданиям его избранных сочинений, оказывала сильное влияние на умы современников и даже, отчасти, на эмоциональное состояние думающей и совестливой части общества. Росла военная мощь Германии, национал-социализм внушал многим страх и отвращение, и почти непонятое когда-то, но вполне оценённое потомками пророческое служение Пеги в качестве офицера запаса, который добросовестно готовился к войне с Германией в 1910-е годы, и в качестве автора страстных “очерков”, своеобразных пламенных “речей”, порой разящих сарказмом, часто скорбных, и часто возвышенных по тону и смыслу, а иногда ностальгичных и мягких, вдохновлявших людей на защиту

ценностей и идеалов славного прошлого державной и религиозно неравнодушной Франции, всё в совокупности, и перо и оружие, способствовало тому, что Пеги у себя на родине постепенно вырастал из простой литературной знаменитости и из одного из героев войны, хотя и причисленного к кавалерам Ордена Почётного Легиона, в фигуру большего масштаба. В нём позже единомышленники увидели нового Ноя, настойчиво воссоздававшего ковчег национальной культуры среди беспечности “прекрасной эпохи” и безответственности социалистического пацифизма. Общественная деятельность поэта и мыслителя, и напряженная патетика его творчества вместе составляют убедительное единство слова и дела, речи и подвига, которое во Франции и везде, где переводят и изучают сочинения Пеги, считается не страницей только, пусть и яркой, истории литературы, но живым явлением культуры, продолжающимся фактором её развития.
Такова судьба не сданных в архив классиков и Пеги, рассуждавший об участи авторов, не услышанных, не замеченных по смерти, или о живущих и по отшествии из этого мира, не желал себе самому забвения в грядущем, задумывался о судьбе своих трудов. Будущее оказалось в целом благосклонным к нему: он и в начале XXI века переиздаётся, изучается и даже буквально расширяет круг своего жизненного пространства - по-прежнему переводится и читается в США и Италии, Германии и Японии, а среди некоторых новых для себя стран открывает и Россию. В эссе “Параллельные просители” (1905 г.), отстаивая необходимость сохранения классической греческой поэзии в системе преподавания словесности во французской школе, Пеги писал: “Поэт, хранимый в рукописи, неведомый, непрочитанный и, может быть, неудобочитаемый, в каком-нибудь забытом монастыре всё же не считался поэтом забытым или мёртвым. Неизвестный благочестивый монах, заслуживающий нашей вечной признательности, мог оберегать рукопись, переписывать её, передать её нам, наконец. И поэт не умирал, он жил для будущего человечества. Поэт признанный, понятый,

проявлению духовных поисков человечества в истории - миру еврейскому, миру греческому, миру римскому, миру французскому, но и он осенён милостью и не исключен из творения.
Алэн-Фурнье в отзыве о “Еве” не скрывает своего шокового
впечатления, его поражают размеры поэмы - четыреста страниц, около десяти тысяч строк и ни тени какого-либо сюжета, приёма, развития, лишь повторы, репризы, бесконечный перечень и над этим, как замечает молодой писатель, можно шутить, ненавидеть, но отрицать исключительное воздействие, похожее на наваждение, нельзя.
Действительно, состояние “производящего” “поэтические гобелены” (его собственные выражения) Пеги трудно назвать иначе, как одержимостью идеей, темой, перетекающей в подобную тему, близкую. Пеги не знал меры и читать его нелегко. Во Франции из его поэм давно извлекли и включили в учебники, антологии, хрестоматии одни и те же -лучшие, вдохновенные, очень красивые - отрывки, но терпеливых читателей всей его поэзии в XX веке нашлось, скорее всего, немного. Пеги этой своей безмерности не понимал и то, что Алэн Фурнье называет повторами, он в авторецензии именует постепенностью, ступенчатостью, повышением общей температуры46, что обеспечивается одушевляющим всё произведение “единым тоном”. Ничто, по убеждению поэта, не играет такой важной роли в произведении литературы, искусства, как этот “тон” -своеобразное объединяющее начало. И ничто иное не было так искажено “романтическим тоном”, как земной рай и грехопадение. “Пеги восхитил у похитителей“, - торжествует Пеги, у восторженной пустоты романтизма священную тему первозданной гармонии земного и небесного.
1.5. Влияние философии интуитивизма на религиозные убеждения Пеги
Вокруг “Двухнедельных тетрадей”, издаваемых Пеги, собрались авторы, которых нельзя назвать единомышленниками. Разумеется, их нечто объединяло: не столько личность Директора - некоторых связывала с ним крепкая дружба, иные со временем отходили от него, а иные никогда
46 Péguy Charles. Œuvres en prose complètes. P., 1992. T. III, P. 1222.