Война как социокультурный феномен

• Автор: Докучаев, Алексей Владимирович
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 172 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1 ФЕНОМЕН ВОЙНЫ: ПРОБЛЕМА ИСТОЛКОВАНИЯ

1.1. Психологические и этологические интерпретации

1.2. Социологические и «полемологические» интерпретации

1.3. Культурологические интерпретации

1.4. Теоретический анализ дефиниции война

ГЛАВА 2 ПРОСТРАНСТВО ВОЙНЫ И ПРОСТРАНСТВО

КУЛЬТУРЫ

2.1. «История» и «культура» как контексты типологии

войн
2.2. Отношение «война -культура» в понятиях «горизонта»
и «границы»
2.3. Агональный аспект анализа войны
2.4. Война как объект юридической кодификации
2.5. Взаимообусловленность войны и культуры в культурологии Ф. Ницше
ГЛАВА 3 СОСТОЯНИЕ ВОЙНЫ И СОСТОЯНИЕ МИРА
3.1. Идея «вечного мира» в культурологической и политической перспективе
3.2. Война как философская конструкция (этатизм и нравственный смысл войны)
3.3. Война и власть (проблема кодификации современной войны в категориях права и культуры)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования. Проблема «война-культура», точнее такая постановка вопроса, которая акцентирует внимание не на оппозиции одного явления другому, а на анализе того «пространства», где «военное» и «культурное» в своей феноменальной сущности рассматриваются в нерасторгнутом единстве, сейчас предается все большему забвению. Современные интерпретации дефиниции «война» удерживают предметную область этого понятия с большим трудом. Апелляция к самопонятности «внекультур-ного» и социально противоестественного состояния вражды лишь затемняет возможности постановки вопроса и действительного исследования. Разрыв категориальных взаимосвязей иллюстрирует сложившуюся аксиоматику взгляда, избегающего неопределенностей социокультурного истолкования войны и не требующего никакого прояснения, кроме негативного. Впрочем, сила отторжения войны, в том числе интеллектуального, лишь отражает факт преодоления войной всех существовавших когда-либо границ и горизонтов: она становится фактором всеобщим (однако не гераклитовской судьбой и не синонимом благородства, долга и чести, а технической рационализацией социального пространства). То, что отныне вид оружия определяет понятие войны, позволяет перевернуть известную формулу Клаузевица и придать этому понятию почти онтологический статус. Главный вопрос - каким образом из войны был «изъят» культурный компонент, или, иначе говоря, когда и почему культура и война перестали взаимообуславливать друг друга.
Актуальность этой постановки вопроса обусловлена следующими обстоятельствами: 1) особенностью настоящего времени является не только кризисный этап в развитии культуры и власти, но также сложное переосмысление ситуации, сложившейся после распада биполярной мировой политической системы. Очевидно, что эта трансформация сделала войну как способ

решения международных и частногосударственных проблем гораздо более вероятной; б) в данной ситуации особое значение приобретает тот факт, что так называемое «культурное сближение» в рамках «единой общечеловеческой цивилизации» выступает в форме прямого насильственного навязывания всем субъектам международного права тех стандартов, которые отражают волю и интерес лишь части государств. Призыв к пацифизму для одних, к отказу от развития средств вооружений является, по существу, слегка замаскированной формой создания преимущества в военной области для западного мира.
Степень научной разработанности проблемы. Антиномичность проблемы «война - культура» в самом общем смысле конструируется как ряд парадоксов, экспликация которых внешне означает и необходимость переосмысления, и его цель. В самом деле, если между военной «организацией» и развитием культуры нет каузальнодетерминированной связи, которая позволяет (хотя бы в достаточно ограниченном контексте) выводить одно из другого, так как оба следуют разной логике, то в таком случае затруднено и понимание каузально-аналитической связи между обеими. К этому следует добавить и отмеченное Вл. Соловьевым смешение или неправильное разделение вопросов в отношении войны - общенравственного или теоретического, исторического, и, наконец, лично нравственного или практического. Теоретические интерпретации феномена войны, помимо воспроизведения существующих противоречий, фиксируют и более предметные различения, являющиеся следствием междисциплинарной и внутридисциплинарной «кодификации». В классической философии и истории война, как правило, предстаёт в виде естества самой жизни, её инварианта. Важнейшее значение для настоящей работы имели сочинения Гераклита, Платона, Аристотеля, Геродота, Фукидида, К. Тацита, Плутарха, М.Т. Цицерона, А. Августина, Т. Гоббса, Н. Макиавелли, Г.В.Ф. Гегеля, И. Канта, Ф. Ницше, а из философского наследия XX века,

мя мира. У нецивилизованных обществ, военный вождь стремится постоянно превратиться в политического главу. У полуцивилизованных народов, вождь-победитель и деспотический король есть одно и то же, да и у цивилизованных народов это правило продолжает сохранять свою силу до последних времен» [140, с.348].1 Для подтверждения этой мысли Спенсер ссылается, в частности, на Вавилонские летописи, которые повествуют о царях-жрецах. К этому следует добавить, что и само жречество как класс характеризуется (в обществах военного типа) аналогичной, по сравнению с военными сословиями, организацией.
Следствием войны Спенсеру представляется и разделение общества на классы, признаками которого служат захват рабов (как результат, а впоследствии и цель войны) и работорговля. Однако политическая организация, имеющая в войне свой важнейший источник, обратным образом формирует особенности социальной роли войны (модифицирующей ее настолько, что со временем военные способности могут быть переквалифицированы в экономическую, культурную и др. деятельность), ограничивая и ставя под сомнение ее всеобщий смысл: «благо, происходящее от успехов политического устройства, которое объединяет мелкие общины в одну большую, было доказано в нашей стране, когда, во время побед римлян, остановились беспрестанные взаимные войны между племенами, а затем позднее, когда благородное дворянство по мере признания монархии, было удержано от частных войн между собою» [141, с.24]. Таким образом, в социальном и политическом плане постепенно проявляется противопоставление военного и промышленного типа обществ; историческими примерами наиболее отчетливо выражен-
1 Аналогичную мысль Г. Спенсер высказал в другом своем сочинении: «военное разделение общества обнаруживает в наиболее значительной степени те же самые черты; степени и деления, составляющие армию, кооперируют более и более при посредстве сознательно установленного управления, которое уничтожает индивидуальные воли, или, говоря точнее, индивидуальный мотивированный контроль, заменяя его как бы бессознательными действиями» [141, с. 20].