Семантика "своих" и "чужих" в Повести временных лет

• Автор: Николаева, Ирина Витальевна
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 148 с.

Содержание

Введение
Г лава 1. «Иные» — «другие» — «чужие»
§ 1. «Сыны Измаиловы»
§ 2. «Моавитяне» и «Амонитяне» Повести временных лет
Глава 2. «Свои» и «мы»
§ 1. «Мы» и «наши»
§ 2 «Не свои» — «иные» — «другие»
Заключение
Примечания
Список использованных источников й литературы

Введение
Проблема понимания «другого» в современном гуманитарном знании и изучения механизмов формирования представлений о «другом» в процессе межкультурных контактов является одной из наиболее актуальных проблем современной культурологии. Изучение истории восприятия и описания «другого» в различных культурах представляет в этом контексте особый интерес. Рассмотрение исторически конкретных форм восприятия соседних народов древнерусским летописцем-христианином в связи с этим имеет тем большую эпистемологическую важность, что помещает проблему «другого» в контекст иной культуры, отстоящей о нас почти на тысячелетие; особую остроту это приобретает в современной геополитической, культурной, религиозной ситуации, что и определяет в целом актуальность темы, избранной нами для диссертационного исследования.
Недаром вопросы восприятия летописцем «околных» этносов все чаще поднимаются в отечественных литературоведческих, исторических и собственно культурологических работах последнего времени, а также в публицистике. Это, прежде всего, исследования, связанные со становлением национального самосознания в Древней Руси (и — косвенно — с переживаемым в настоящее время процессом, так сказать, вторичной этнической самоидентификации народов бывшего СССР), вызывающие оживленные (если не сказать, ожесточенные) споры между «патриотически-настроенными» публицистами, все чаще мимикрирующими под «академические» труды и стремящимися к максимально раннему «выявлению» собственно «русских» — и, естественно, максимально негативной характеристике противостоящих им «инородцев», — и собственно учеными-исследователями, работы которых категорически не устраивают «патриотов».
Характерным примером «патриотической» литературы на интересующую нас тему являются малограмотные, с филологической и исторической точки

зрения, трактаты инженера-гидролога Г.С. Гриневича1. По общей идее они смыкаются, с одной стороны, с «историческими» трудами специалиста по разведению в средней полосе брюквы и свеклы Е.И. Классена2. С другой, — примыкают к многочисленным и очень популярным в последнее время в России работам эмигрантов, опиравшихся на мифическую Влесову книгу3, и их российских последователей4. К сожалению, в последние годы (по политическим мотивам преимущественно) подобные идеи все чаще проникают в работы профессиональных историков и филологов5. Характерно, что в некоторых случаях подобные труды даже защищаются в качестве докторских диссертаций, т.е. принимаются отечественными профессиональными корпорациями6.
Соответственно, все чаще появляются и работы, диаметрально противоположные по направленности, авторы которых стараются исключить любой намек на «русскость» в истории этносов, населяющих Россию, и становлении их этнического самосознания7.
В то же время, вопросы восприятия «другого» разрабатываются и в рамках строго академической науки. Причем наибольший интерес вызывают именно ранние периоды истории России, на которые пришлись процессы формирования этических сообществ-непосредственных предшественников этносов, населяющих современную Россию8. При этом «в 1980-х — начале 1990-х гг., на пике историографического интереса к проблемам этнического самосознания и “образа другого” были предприняты попытки применить методы, разрабатывавшиеся на материале нового времени, и к средневековой, в том числе древнерусской, литературе»9. Однако несмотря на явные успехи, которые были достигнуты в этой области за последние четверть века, до сих пор многие вопросы остаются неясными. В частности, одной из ключевых проблем, без решения которой невозможно дальнейшее продвижения в обозначенной области исследования, является вопрос о том, насколько современный понятийно-категориальный аппарат, которым пользуются культурологи, этнологи и историки, позволяет адекватно описывать такого рода процессы, происходившие в иное время10.
Перечисление остальных трех народов отражает последовательность их появления на южных границах Руси. Первыми из них были печенеги. Они появились в Причерноморских степях при князе Олеге, вынужденные оставить гузам (торкам) свои кочевья между Уралом и Волгой. Их приход был следующим после нашествия жестоких «Скрокт.» (авар). Соответственно, и первое летописное упоминание о печенегах содержит определенный намек на то, что новые пришельцы могут разделить их судьбу: «И єсть притъчд в Руси ДО СЄГО дьнє: ПОГНБОША АКИ ОБрФ. Ихже НФСТТ» племени ни наслФдка. По сихт» же придошд ПеченФзи»88.
Реально столкнуться с печенегами пришлось только Игорю. Из статьи 915 г. узнаем о первом приходе кочевников на Русскую землю и о мире, заключенном между ними и князем. В 920 году «Игоре воевдше ид ПеченФги»89. А в статье 944 г. печенеги уже входят в состав его дружины во время похода «на Греки»90. Первое серьезное нападение на Русь кочевники совершат только при Святославе (968 г.)91. В дальнейшем печенеги, как правило, будут упоминаться в качестве союзников того или иного князя в междоусобных бранях.
В статье 1036 г. содержаться последнее сообщение об их самостоятельных активных действиях против Руси. В этот год они пришли к Киеву. Ярослав «ст»Брд вой многъ: Едрягт»! и Слов'Ьни» и нанес им сокрушительное поражение: «и сступишдся [печенеги. — КН.] на м'ксто, идеже стоить
НЫнФ СВЯТАГА СофЫА, МИТрОПОЛЬГА РуСЬСКАІА. ...И ЕЖІСТЬ С'ІЧА ЗЛА. И ОДВА
одолФ к вечеру Ярослдвъ. И пое'Ьгша ПеченФзи рдзно, и не в'Ьдяхуся, КАМО Б'ЬжАТИ [ови бФжАЩЄ] ТОИЯХУ ВТ» С'ЬтОМЛИ, ИнФ же ВТ» ИН'Ьх'Ь Р'ЬкАХ'Ь, А прокт» ИХТ» ПрОБ^ГОША и до сего дьнє...»92. Затем летописы не вспоминают о них до статьи 6604/ 1096 года. Впоследствии печенеги фигурируют вместе с торками как соратники половцев.
И действительно, основная масса печенегов откочевала после упомянутого разгрома к границам Византии, и там частично была уничтожена, а некоторые из орд были поселены в пограничных степях и использовались как наемники